Гиппокам: территория любви - страница 15




Язык стал шершавым, но беззвучный смех завладел уже всем телом. Вбежали неразлучные ординаторы Хассан и Шломо, почему они тут в субботу, и стали лить на нее воду. Вода имела странный запах, и это остановило приступ. Что за дрянь? Оказалось, Шломо схватил бутылку из крысиной поилки.


Аня пропустила, как она оказалась в баре за столиком с Хассаном, Шломо, Эриком и Марком. И Нэнси тут? Ну да, я же ее и приглашала вчера. Эти люди, ставшие родными, вдруг отлетели в другую вселенную. Осталась видимость принадлежности к дружной компашке, которая будет слушать Джона и восхищаться, какой крутой наш шеф – и звезда восходящая нейронауки, и рок-гитарист. Эрику, конечно, не терпится доложить о преступнице. Но Джон все не выходит, его группу разогревают молодые пацаны, гитары орут и фальшивят – как в последний раз – все или ничего. Но шанс! Как и у меня. Был. Хоть вы прорвитесь, ребята.

Аня постаралась переключиться и стала вспоминать, как вчера они все вместе шли с семинара из нижнего Манхэттена. Как хорошо было. А тогда казалось, на них смотрят, как на чудиков. Шли лестницей дураков: коротышка бородатый Джон, плохо подстриженный высокий Эрик, крепыш новый аспирант Марк кудри до плеч, и худая, как жердь, Аня тяжелая лисья грива. Небоскребы раскалили ущелье улицы, прохожие жарились в гигантской духовке, и хотелось в прохладу кондиционера. Но на углу Второй авеню и Шестой Восточной улицы Джон притормозил у фонаря и огладил рукой его мозаичный постамент


– Все, что осталось от утраченного храма рок-н-ролла.


Все нетерпеливо переминались.


– Вход здесь в бывший концертный зал «Филмор-Ист», где толпы бились за билеты. Каждый вечер по два рок-н-ролльных музыкальных шоу и третье светомузыкальное, совершенно театральное. Магия. Действовала и на музыкантов. Могли играть ночи напролет. Сам Бернштейн, случалось, дирижировал из-за кулис. Лишь три года счастья.


– А потом?


– Закрылся зал в июле 1971. Красиво закрылся – лучшим концертом группы Оллмен Брозерс Бенд.


– Так это в том же ноябре Дуэйн Оллмен и разбился на мотоцикле, – припомнил из истории рока Марк.


– Великий гитарист, второй в мире, – пробормотал Эрик.


– Впервые слышу, – призналась Аня, – так это поэтому, Джон, ты не водишь машину…


– У меня рок-группа, играем по субботам. Там в подвальчике, видишь, ирландский паб Таверна Абби.


– Ой, смотрите, кусочки мозаики, белые буквы, бегут вниз – FILLMORE EAST, – провела пальцем по тёмно-синему фонарю Аня.


– Мемориал. Дрожь берет, словно вибрируют тени великих, кто пел здесь четверть века назад, – Джон конфузливо улыбнулся в бородку – завтра суббота, мы играем из альбома Филлмор Ист. Всех жду. И никаких.


Аня тогда оторопела: ну нет, времени нет… некогда мне… пусть Эрик идет… храм у них тут поверженный.


От мыслей ее оторвал резкий чек-чек-чек. Мальчишки группы разогрева ушли, и на низкую платформу выскочил завлаб с гитарой. Ковбойские сапоги. Приталенная рубашка в цветочек по моде семидесятых. Лысина прикрыта париком из длинных соломенных волос. Черная техасская шляпа. Джон настраивал гитару и стучал по майку. Заиграл. Все что угодно ждала Аня, но не это!


Как? Почему? Откуда?


Кислотные звуки электрогитары смыли все ее неумелые маски, надуманные страхи и вечное ожидания катастроф.


Пусть бы никогда не кончалось.


Она повернулась к врагу своему и зашептала ему на ухо:


– Моя… моя любимая композиция… в детстве маг… кассета… лента… начало обрезано… в Питере никто не знал… названия группы… рок музыканты… имя придумала… постер… их… коллаж… слепила… шляпу… журнале… нашла… так не бывает.