– И что ты собираешься делать? Поступишь на врача? – задал ей вопрос Гордеев и слегка улыбнулся.
– Нет, ни в коем случае, даже думать об этом не хочу! – воскликнула Карина. С учителем ей было легко общаться, не скрывая эмоции, – Я не собираюсь поступать на врача, как бы родители этого ни хотели.
– Решение за себя принимать можешь только ты сама и никто кроме тебя. Только ты ответственна за свои действия! – высказал напутствие Евгений Гордеев, – Я бы посоветовал, все-таки, поговорить с родными, и все им объяснить, возможно, они тебя поймут.
После того разговора, Карина шла домой в раздумьях.
«Может, стоит поговорить, как советует учитель? Он всегда дает хорошие советы», – думала девушка.
«Но, нет, они в очередной раз не станут меня слушать! Мне не достучаться до них», – мысленно отвечала она себе же.
«А, может, все же, попробовать?» – этот мысленный диалог с собой продолжался всю дорогу до дома.
– Мама! Я дома – сказала она, входя в дом.
Дом у Карины был большой и просторный, двухэтажный. Изначально, когда только семья Стрельцовых только переехала в этот дом, на первом этаже располагались прихожая, туалет, гостиная и кабинет с отдельным выходом на террасу. На втором – спальные комнаты. Однако, когда они делали ремонт, два года назад, Карина выпросила под свою комнату кабинет, мотивируя это тем, что в кабинете отличная звукоизоляция, да и родители все равно не пользовались им по назначению. Кабинет служил кладовкой, туда перекочевывали вещи и предметы мебели, которыми становились ненужными кому-то из домочадцев.
Это было хитростью: терраса выходила в противоположную от входа часть двора. И теперь девушка могла покидать дом незаметно даже ночью, и так же незаметно возвращаться.
– Ну, проходи, мы как раз на стол накрываем, садись ужинать – позвала мама.
– Не хочу, я в кафе перекусила – она соврала, просто не хотелось есть под пристальным материнским взглядом, ведь на самом деле, они уже давно не ели вместе. Из школы Карина приходила уже после обеда, когда родители уже были на работе, возвращались они обычно поздно, поэтому ужинали тоже раздельно. А в выходные младшая дочь старалась проводить как можно больше времени вне дома, придумывая разные причины. В те редкие случае совместных приемов пищи, мама и папа, без умолку рассказывали о делах медицинских, не забывая упомянуть Карину и ее «блестящее» медицинское будущее.
– Вот моду взяла, есть вне дома – мать явно была недовольна, – ты в последнее время вообще дома не ешь.
– Просто у меня много дел, – Карина отвечала кратко.
– Надеюсь, дела касаются твоей учебы, дочка? Институт ведь не за горами.
– Я знаю, мама, я поступлю. Не переживай за меня! – сказала она, стараясь не выдать раздражения поднятой, в очередной раз, темой.
– У тебя точно нет проблем с учебой? – спросила Наталья Анатольевна, недоверчиво прищурившись.
– Я по успеваемости первая в классе, а по школе – третья, и то двое других жуткие зануды и зубрилы, а мне легко дается учеба, ты же знаешь, – Карине не хотелось продолжать бессмысленный разговор и она собралась уйти к себе.
– Посиди хоть со мной немного, хоть чаю выпей, – остановила ее мама, – дай хоть насмотреться на тебя, а то совсем не вижу.
Девушке ничего не оставалось, как согласиться, и она села на стул. Мама налила чай себе и дочери и присела рядом.
– Как день прошел? – спросила дочь, в надежде, что мать переключится на какую-нибудь историю о пациентах, и перестанет говорить о ней.
