– Он показывает карточные фокусы. Он работал на дне рождения Брэда Питта в Лос-Анджелесе в клубе Jones.
– Не врет? – спрашиваю я с подозрением. – Ну и кто же там был?
– Эд Лимато. Майк Овиц. Джулия Ормонд. Мадонна. Модели. Куча адвокатов и светских тусовщиков.
По мере того как мы приближаемся к концу лестницы, становится прохладно.
– Я хочу сказать, – продолжает Джей-Ди, – что было, в общем-то, круто.
– Но теперь круто – это отстой, – объясняю я, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь под ногами.
Здесь так прохладно, что изо рта идет пар, а перила лестницы холодны как лед.
– Что ты сказал, Виктор?
– Отстой – это круто. Уловил?
– То есть круто… это больше не круто? – спрашивает Джей-Ди. – Я правильно тебя понял?
Я пристально смотрю на него, пока мы преодолеваем следующий пролет.
– Нет, ты не понял. Круто – это отстой. Отстой – это круто. Просто как дважды два, верно?
Джей-Ди дважды моргает, трясясь от холода, и мы продолжаем наш спуск во тьму.
– Видишь ли, отстой – это круто, Джей-Ди.
– Виктор, у меня сегодня нервы не в порядке, – отзывается он. – Может, не стоит грузить меня сегодня?
– Да тебе даже задумываться над этим не надо. Отстой – это круто. Круто – это отстой.
– Погоди, ладно. Круто – это отстой? Ну что, я усвоил хоть что-нибудь?
В самом низу так холодно, что свечи гаснут, когда мы проходим мимо, а телевизионные мониторы не показывают ничего, кроме «снега». Возле бара, расположенного у самого конца лестницы, стоит фокусник, похожий на Антонио Бандераса, внезапно помолодевшего, коротко подстригшегося и превратившегося в немца, и, сгорбившись, праздно тасует колоду карт, время от времени затягиваясь маленьким косячком и отхлебывая из стакана с диетической кока-колой. На нем рваные джинсы, короткая футболка, – в общем, одет он преувеличенно небрежно, в явной попытке закосить под простого парня. Перед ним на стойке выстроились в ряд пустые фужеры для шампанского, отражающие те немногие лучи света, которые удостоили своим посещением подвал.
– Верно. Отстой – это круто.
– Но что же тогда на самом деле круто? – спрашивает Джей-Ди, выдыхая клубы пара.
– Как что? Отстой, Джей-Ди.
– То есть… круто больше не круто?
– В этом-то все и д-д-дело.
Здесь так холодно, что мои бицепсы сразу покрываются гусиной кожей.
– Но тогда что такое отстой? Отстой – это всегда круто? Или существуют какие-нибудь тонкости?
– Если ты ждешь, что тебе кто-нибудь ответит на этот вопрос, то ты не на том свете родился, – буркаю я.
Фокусник приветствует нас жестом, отдаленно напоминающим «знак мира».
– Ты работал на вечеринке у Брэда Питта? – спрашиваю я.
Колода карт, табурет, на котором сидит фокусник, и большая бутылка Absolut Currant немедленно исчезают, после чего он восклицает: «Абракадабра!»
– Ты работал на вечеринке у Брэда Питта? – вздыхаю я.
Джей-Ди толкает меня локтем под бок и показывает куда-то вверх. Я смотрю и вижу жирную красную свастику, нарисованную на купольном потолке прямо над нами.
– А вот это, пожалуй, действительно лишнее.
32
Зигзагом сквозь заторы машин к банку Chemical мимо нового магазина Gap – пятница, но город выглядит как-то по-понедельничному: слегка нереально – над ним висит небо, позаимствованное из октября 1973 года или около того. На часах 17:30, Манхэттен изо всех сил пытается оправдать свою репутацию Бойкого Места: отбойные молотки, автомобильные гудки, полицейские сирены, звон разбитого стекла, мусороуборочные машины, свистки, рокочущая партия баса из новой песни Айс Кьюба, – весь этот звуковой мусор волочится хвостом за мной, когда я подкатываю на скутере «веспа» к банку и становлюсь в очередь к банкомату, состоящую в основном из лиц восточноазиатской национальности, которые бросают на меня косые взгляды, а одна пара даже начинает, сблизив головы, перешептываться.
