– Ты же понимаешь, большего я сказать не могу. Только фюреру я буду докладывать в развернутом виде. – Лабберта окатывает холодом. «Фюреру!» – обеспокоенно думает он. – «Как преподнести информацию о будущем поражении человеку, который при желании может сожрать тебя одним взглядом? Ведь речь идет о полном поражении, политическом крахе и уничтожении идей!»
– Так точно. Большего мне знать не положено. Но герр Голдхабер, я очень рад, что идеи национал-социализма восторжествуют во всем мире! Не зря сейчас погибают наши солдаты. Но, думаю, война будет быстрой. Ведь так?
Лабберт смотрит Хорсту в глаза и гипнотически качает головой.
– Понял! Не смею больше спрашивать.
Инвентаризация достояний будущего заканчивается полтретьего ночи. Лабберт опечатывает крышки штемпелем Аненербе.
– Славно, Хорст, – устало произносит он. – Завтра их содержимое разойдется по исследовательским центрам. Пока отнеси всё на первый этаж и запри в одной из комнат.
В этот момент телефон секретаря, стоящий на столе возле входа в кабинет, начинает звонить. Лабберт изнеможенно закатывает глаза, но в следующую же секунду кивает Хорсту. Адъютант понимает, что нужно делать. Он бежит к аппарату и щелкает коммутатором. Телефон начинает звонить в кабинете начальника. Лабберт боком присаживается на столешницу и свешивает ногу. Несмотря на внешнюю расслабленность, разум его сконцентрирован; он осознает, кто может звонить в такое время.
– Штандартенфюрер у аппарата! – с напускной бодростью выпаливает он.
Человек представляется адъютантом рейхсфюрера Генриха Гиммлера.
– Получилось? – деликатно спрашивает голос.
– Более чем, – сдержано отвечает Лабберт.
– Год?
– Плюс 76.
– Побочные эффекты?
– Допустимы. – Перед глазами Лабберта вспыхивает картина обгоревшего полицейского. Он смотрит на свое отражение в зеркале. – Но ничтожны.
– Исход?
Лабберт понимает, о чем его спрашивают, но ответить не решается.
– Исход? – повторяет голос. В трубке стоит легкое потрескивание.
– Отрицательный. Глубоко отрицательный.
Лабберт снимает фуражку и кладет на стол. Проходит минута тяжелого молчания обоих собеседников. Адъютант Гиммлера – первый человек, узнавший о неблагоприятном исходе войны.
– Через несколько дней шеф приедет в Мюнхен. Готовьтесь предстать с широким докладом.
– Так точно. В моих руках оказалось много образцов технических приспособлений. Хочу предупредить: завтра я разошлю их в соответствующие институты для изучения.
– Отставить!
– Что?
– Пожалуйста, не проявляйте самодеятельности! Этим не должны заниматься наши институты. Вы же понимаете, докуда может докатиться такая информация. – Лабберт как нельзя лучше понимает. Речь здесь идет даже не о людях.
– Куда прикажете их девать?
– До особых распоряжений они должны находятся под вашей ответственностью. Я лично буду докладывать вам о решениях, отданных рейхсфюрером. Но «Объект» должен вернуться к нам уже сегодня, вне всякого сомнения. Я вышлю группу. Утром они будут у вас. Позаботьтесь, чтобы у них не возникло лишних вопросов по поводу груза. Лучше всего запакуйте сразу в несколько ящиков и как следует заколотите.
– Не переживайте, не первый день на службе.
– Вот и отлично.
На другом конце кладут трубку.
– «Самодеятельность»! – зло цедит Лабберт. – Будто я пустое место! Чертова бюрократия… – Случайно выстрелом в висок его пронзает пугающая мысль: «А ведь они могут меня убрать!»
