– Хорошо. Ты сам знаешь, что делать! – говорит Лотар, сбавляя темп. – Беги! И сделай точно так, как говорил. Беги же!
Иосиф продолжает бежать во весь опор, не оглядываясь. Словно за ним щелкают щупальца морского чудовища. Он надеется услышать выстрелы, произведенные Лотаром – пять или шесть спасительных хлопков, которыми он уничтожит погоню – но их нет.
Иосиф бежит по фруктовому саду. Листья на ветках зеленые, но пыльные и сухие. Прикрывая ладонью глаза, он минует естественные препятствия и, перескочив заборчик, оказывается на другой улице. Петляет. Постоянно сворачивает. Но четко держит направление, чтобы не бегать кругами.
Очередной переулок заканчивается тупиком. Кто-то поставил здесь забор. Иосиф мечется. Обратно нельзя. Он жмется к стене и садится на корточки.
«Все кончено! Теперь не уйти»
Иосиф закрывает глаза и совершенно неожиданно чувствует, как проваливается назад. Тогда, в открытом поле, под огнем винтовок, ему не удалось вжаться в землю, а здесь получилось… в стену. Радостно исчезнуть с ненавистной улицы, где по следам идут убийцы и палачи. Правда, магия здесь ни при чем: чьи-то руки хватают его за плечи, и в следующую секунду он оказывается в помещении.
Иосиф не может понять, отчего у него трясутся ноги. От многокилометровых прогулок по пересеченной местности или от страха?
– Залезай в подвал! – опасливо приказывает чей-то голос. Лица Иосиф разглядеть не может, в помещении полумрак. Судя по голосу – зрелый мужчина.
Рядом открывается дверь, и в образовавшемся прямоугольнике появляется второй человек.
– Ему нельзя в подвал! – он говорит, будто разжевывает простые истины. – Если шпики заявятся – это первое, куда они заглянут. На чердак его, живо!
Узкая лестница, люк, пыльный пол, куча хламья. Иосиф не успевает опомниться, как на него накидывают какие-то старые тряпки и приказывают не высовываться.
3
Проходит час. Чердак как духовка. Иосиф мокрый от пота. Через межэтажные перекрытия он слышит, как в дом заходят какие-то люди. Говорят тихо, слов разобрать невозможно. Это может быть кто угодно. Освободив небольшое отверстие, чтобы в импровизированное укрытие поступал кислород, он решает ждать, пока всё не уляжется, и за ним не вернутся.
Узкое оконце откладывает квадрат солнечного света. Когда Иосиф оказался на чердаке, квадрат был еще на полу. Он много часов следит за его перемещением. Несколько раз засыпает. Просыпается, вытирает с лица соленый пот и вновь проваливается в послестрессовую дремоту. Ему снятся странные сны. Между тем, солнечный квадрат, проделав дугу, поднимается выше, переходит в другой чердачный угол и багровеет.
Без лишнего шума скинув с себя тряпки, одну за другой, он освобождается из душного матерчатого плена. На цыпочках подбирается к окну. Стекло грязное, в маслянистых разводах и пыли. На небольшом выступе ковром валяются засохшие насекомые. За этим кусочком стекла простираются крыши других домов, тонущие в солнечном свете. Очертания одной из них доступны для почти детального осмотра: соседний дом стоит немного наискосок, не более чем в десяти шагах. Он двухэтажный, с точно таким же чердаком. Крыша в темно-коричневой черепице. На втором этаже открыты окна. Иосиф пальцем протирает на стекле маленькую точку и прищуривает глаз.
Там стоит стол, покрытый белой скатертью, ваза с цветами и пианино. На стене портрет, но Иосиф не может определить изображенную на нем личность. К столу подходит молодая женщина. На ней что-то летнее, светлое и легкое. Она наклоняется к цветам и вдыхает их ароматы. Иосифу кажется, что пыльное пространство, в котором он очутился, тоже наполнилось цветочными запахами. Она садится за пианино и начинает играть. Инструмент чуточку расстроен, но это делает звуки только прекрасней.
