Глаза слижут лоси (сборник) - страница 13



Пусть увозят мамаш плаксивых.
Перед зеркалом сяду с «этим»;
«Мля, какой я в душе красивый».

Ксерофилия

Какая у тебя красивая обёртка
На фоне остальных, несущих в массы бледь,
Такую жмут в руках не запивая водкой.
Позволь её помять, в тиши пошелестеть,
Чтоб те, в углу, могли завидовать с горчинкой.
Отдай мне фантик свой, в недолгий рай билет.
Ах, там же быть должна какая – то начинка?
Оставь её себе. Я не люблю конфет.

Интимная жизнь мебели

За чашкой кофе я нередко
Слежу, седеющий эстет,
Как стул флиртует с табуреткой,
Как на трюмо глядит буфет.
На кухне – вовсе быть неловко,
И это, друг, не миражи,
Ведь там уже с микроволновкой
Мой холодильник задружил,
Нет дружбы жарче в этом мире,
И не сыскать нежнее ласк;
Несутся ночью по квартире
Жужжанье и ритмичный лязг.
С опаской вглядываюсь в бездну,
Свидетель оргий и страстей.
А если завтра я исчезну,
Они наделают детей?

Неудачное

обезбородавливание

Бородавка на шее берёт над ней верх:
Неумело моргает единственным глазом,
Отвратительно всё в ней: щекастость и мех,
Теплота, мокрый глаз, но особо – проказы;
Раздражает, болтается, нагло растёт,
И морзянкой «морг – морг» с отраженья в прихожей,
А когда – нибудь может прорезаться рот
Малипусенький, но сквернословно – бульдожий.
И однажды взломают соседскую дверь,
Оскорбясь тишиной вековой тугоплавкой,
А в нутрях – обитает неведомый зверь,
Кое – кто безголовый с большой бородавкой.

Восставшие из вытрезвителя

Они придут. Придут они за мною,
Покажут свой губительный прищур,
Когда поллитру бережно открою
И алкоголь сквозь печень пропущу.
Они придут. Я знаю, твари близко.
За стол сажусь на кухне. Вот пузырь,
На закусь есть какая – то редиска
И собутыльник – молчаливый хмырь.
Они придут. Я хлопнул стаканяру.
Пошло…пошло…сладчайшее тепло.
И через час измученную тару
На пол опустит пьяное мурло.
Они идут согнуть меня как лыжу,
И спрятать от воздействия врача.
Они идут. Я шарканье их слышу,
И трёхэтажный мат в тупых речах.
Они пришли. Мне нет уже спасенья,
И глупо спорить с чёрствою судьбой.
Я – как они, горчащий и осенний.
Они уйдут, меня забрав с собой.

В папин кабинет не входить!

Папа с мамой ушли, в доме я и шарпей
Акебоно, задрых в коридоре.
«Вскрыть отца кабинет – нет затеи глупей!» —
Ягодицы уму семафорят.
Папа праведно строг, аккуратно колюч,
Но клубок мне дала Ариадна.
Я плюю на запрет, мне известно, где ключ.
Я же быстро – туда и обратно.
Скрип костей половиц – стоп – сигнал: «кто такой?»,
«Ты сюда?», «Кто позволил?», «Уверен?»
Еле слышно дыша, повлажневшей рукой
Отпираю заветные двери.
А за ними – тайга, край чужой шелестит,
Потрошит миллиардами зенок,
Словно влез в этот мир душегуб и бандит
Прямиком из тюремных застенок.
Я готов, цель близка, рано падать ничком.
Наступая на камни и угли,
Под бомбёжку часов или вопли сверчков,
Увязаю по маковку в джунгли.
Шаг за шагом дошёл до грудины стола,
К задремавшей огромной горилле.
Озираясь, достал, как из шляпы – крола,
Из коробки одну сигариллу.
Убираюсь след в след из генштаба врага.
Папа вряд ли заметит пропажу,
Наш пустячный секрет позабудет тайга,
И смолчит половичная стража.
Буду важно курить ароматный табак,
Затерявшись в подмышке у сада,
Сознавая, какой я лихой неслабак —
Рисковал, рисковал нежным задом.
Вспоминаю, и ржёт от щекотки тетрадь.
Не пришлось мне поступком гордиться.
С той наивной поры дал зарок доверять
Не уму, а своим ягодицам.

Существо

Клюквой смазана котомка,
В недрах: лапы от котёнка
Присобаченные тонко