***
– Ну вот, тринадцатое октября, Пятаев Егор Андреевич— единственный кто под ваше описание подходит. Девяносто восьмого года рождения, был доставлен каретой скорой помощи с признаками сердечной недостаточности, – зачитала сводку из дежурного журнала сидевшая в регистратуре тётка. – Умер он, тот парнишка, в тот же день и умер, не успели до операционной довести. Я сама его не видела, но девчонки много про него болтали, всё как вы и описываете: в очёчках, сутуленький, симпатичный.
– Симпатичный? – Саша достала носовой платок и сильно чихнула.
– Только картавил он сильно, и ещё заикался… и чепуху какую-то нёс. Всё время кричал про какое-то копьё, – женщина нахмурила брови, – а вы что родственница?
– Нет-нет, что вы! E меня просто парень пропал, – замахала руками Саша. – Только мой не Пятаев… не Егор. Моего… это… Димой зовут, да и не симпатичный он вовсе, а так…
– Бывает, – регистраторша понимающе кивнула.
– Загулял наверное, гад.
– Мужики – они все такие.
Саша глупо улыбнулась и быстро-быстро закивала.
– Точно-точно – все!
Женщина поправила очки и нахмурила брови.
– А вы уверены, девушка, что вам самой не надо к врачу? Вон, чихаете, нос красный как помидорина. Ходят тут, не лечатся, только людей заражают.
– Нет-нет, у меня всё нормально, – Саша замахала руками, – порошочки попью, и всё пройдёт.
– Тогда ступайте и не мешайте работать.
Значит, этот заика всё-таки умер, а эс-эм-эски писал Блоха, или лучше всё ещё раз перепроверить? Саша на цыпочках отошла от окошка, спустилась в курилку, там стояли двое в синих халатах. От санитаров девушка узнала, какое похоронное бюро забирало тело Егора Пятаева из реанимации. Поехала туда и справилась об усопшем, представилась родственницей. Работник похоронной конторы посмотрел на Сашу строго, но всё-таки сообщил на какое кладбище увезли бедолагу и назвал номер могилы.
Погода и в этот день была полное дерьмо: дул ветер, моросил дождь, из-за пасмурного неба стемнело раньше обычного. Автобус, едущий к кладбищу, ушёл прямо из-под носа. Чтобы дождаться следующего и использовать проездной, Саша пропустила аж четыре маршрутки. Куда деваться – лишних денег нет? Приехала на кладбище уже затемно. С большим трудом отыскала могилу.
Находка рассеяла последние сомнения. С фотографии на Сашу смотрел хмурый паренёк – симпатичный, как же она это сразу не заметила, без очков – надпись на памятнике гласила: «Пятаев Егор Андреевич, 08.04.1998—16.10.2016». Без сомнения это был тот самый заика. Саша открыла калитку, положила на холмик купленную в цветочном киоске подвявшую гвоздичку. Собиралась было уже уходить, как услышала неподалёку шуршание.
Саша с опаской вышла из-за оградки и увидела косматого мужика, сгребавшего ржавыми граблями какой-то мусор. В ватнике, вязаной шапке и резиновых сапогах, мужик то и дело кряхтел и тихо напевал себе под нос: «Сердце красавиц склонно к измене и к перемене как ветер мая…» Опаньки, а голосина-то у дядечки что надо, хоть и тихо поёт. Саша, не смотря на подавленное настроение, так и прыснула со смеху, ничего себе герцог Мантуанский. Услышав смех, мужик распрямился:
– Вот те раз, а я уж было подумал, что нет тут никого. Чего улыбаешься, красавица, да, я бывший оперный певец? Не ходила, наверное, ни разу на «Риголетто».
– На него-то как раз и ходила, ну и ещё на парочку опер и всё, – Саша поёжилась. – Не чаяла тут встретить такое светило.
