Блайт наклонилась, чтобы рассмотреть его работу, выискивая в ней закономерность. Хотя Арис отодвинулся от нее, она все равно оценила безупречность швов, ни одна ниточка не порвалась.
– Так много синего, – отметила девушка, восхищаясь разнообразием оттенков – от бледного, как предрассветное небо, до темного цвета спелых ягод.
– Да. – Арис снова сжал полотно. – Человек, которому принадлежит этот гобелен, проживет счастливую жизнь. В ней не будет ничего особенного, но он доживет до старости и мирно умрет.
По унылому голосу Ариса можно было подумать, что он рассказывает о тяжелом проклятии и трагичной гибели этого человека.
– Ты говоришь так, словно это не замечательно само по себе, – сказала Блайт. – Разве так плохо вести простую жизнь, которая делает тебя счастливым?
Завороженная гобеленом, Блайт не осознавала, насколько близко придвинулась к Арису, пока не повернулась к нему лицом и не увидела, что его голова откинута на спинку сиденья, а взгляд стал жестким, пока он внимательно изучал ее.
– Я никогда не говорила, что это плохо.
– Нет, – согласилась девушка, чувствуя, как его дыхание ласкает ее щеку и как ночная рубашка запуталась вокруг лодыжек. – Просто у тебя был такой голос, словно ты сообщаешь плохие новости, и вряд ли ты смог бы выглядеть более незаинтересованным, даже если бы постарался.
Взгляд его золотистых глаз был обжигающим, как лучи солнца. Хотя Блайт и не собиралась этого делать, она поняла, что нащупала больное место, и не смогла удержаться, чтобы не надавить на него снова.
– Ты хотя бы помнишь имя человека, чью судьбу только что создал? – поинтересовалась она, хотя прекрасно понимала всю опасность такого поведения.
– Смешно ожидать, что я буду помнить такие вещи. Я соткал больше гобеленов, чем ты способна представить.
– Смешно не помнить имени? – Блайт ухмыльнулась, довольная тем, что он отстранился. – Ты определил его судьбу всего несколько минут назад, а уже забыл о нем. – Девушка пристально вглядывалась в лицо Ариса, убеждаясь, что он раздражен, но не настолько, чтобы отвернуться от нее. – Признайся, жизнь этого человека тебе наскучила.
– Конечно, мне было скучно, – отстраняясь от Блайт еще дальше, сказал он. – Человеческая жизнь тосклива по своей сути. Люди рождаются, учатся, любят, а потом всегда умирают. Не стоит осуждать меня за желание нарушить монотонный ход истории, которую я видел бесконечное количество раз.
В уголках его глаз пролегли морщинки недовольства, которые почему-то показались Блайт знакомыми. Как и весь этот разговор.
– Я понимаю, тебе хочется урагана чувств и эмоций, – сказала она ему, вспоминая о картах в кабинете отца и местах, которые надеялась когда-нибудь посетить. – Но это не значит, что ты не должен уважать и другие истории тоже. Не стоит пренебрегать тихой спокойной жизнью, которая делает человека счастливым.
Арис проигнорировал ее слова, откинувшись на спинку кресла, будто сливаясь с ним. Хотя Блайт знала, что безопаснее всего было бы уйти от разговора и оставить мужа в покое, она не смогла удержаться от вопроса, который так и рвался наружу.
– Могу я посмотреть, как ты плетешь еще один гобелен?
– У тебя будут соображения и по поводу него?
– Скорее всего. – Блайт расправила юбки, оттягивая подол от босых ног. – Я высказываю свое мнение по многим вопросам.
– Да, я начинаю понимать это. – Пусть и не сразу, но гобелен на коленях Ариса исчез в косом луче света, и на его месте появилось чистое полотно. В тот момент, когда он коснулся краев, тени заострили и без того резкие черты его лица. Держа иглу в пальцах, он помедлил, прежде чем взяться за дело. Его взгляд метнулся к Блайт, затем снова к гобелену, и, тихо вздохнув, Арис опустил иглу. В тот же миг краски начали переливаться.
