Увы, новая идеологическая платформа была не переосмыслением системы национальных интересов Советского Союза, а состояла в их примитивном отторжении. Иными словами, везде, где стоял знак плюс, ставился знак минус. Если СССР соперничал с США в области гонки вооружений, то был сделан вывод, что мы должны вообще отказаться от новых разработок, перестать развивать наш ядерный потенциал и даже поставить его под контроль США. Если мы были в конфронтации с западным альянсом, то теперь должны перейти к тесному союзу с ним. Если поддерживали антизападные силы в «третьем мире», то должны были отказаться от борьбы за влияние в этих регионах и т. д.
Это был не пересмотр, не переосмысление политики, как в Китае, где нашли некую амальгаму между теми ориентирами, которые были у Пекина в 1950–1960 годы, и новым политическим курсом, нацеленным на экономическое развитие страны и встраивание в глобальную экономику.
В России псевдодемократическое движение пошло по другому пути – пути отрицания всего, что делалось на советском этапе. Если попытаться оценить это с точки зрения национальных интересов страны и просто здравого смысла, то отдельные элементы новой доктрины были справедливы. Конечно, надо было отказываться от наследия холодной войны. Конечно, надо было прекращать изнуряющее и бессмысленное соревнование с Соединенными Штатами по числу ядерных боеголовок и ракетоносителей. Кстати, первые шаги были сделаны еще в советское время, когда начали заключаться договоры о контроле над ядерным оружием. Конечно, нужно было открыть границы и дать людям возможность выехать за рубеж, перестать держать страну «на замке», прекратить практику согласования выезда за рубеж в райкомах и парткомах, когда разрешали сначала выехать только в Венгрию, и если ты прошел испытание развитым социализмом, уже тогда отправляли в капиталистическую страну. Это был вопиющий атавизм, и, конечно, от этого надо было отказываться.
Но проблема была в том, что вместо достаточно целостной, хотя и устаревшей системы национальных ориентиров и интересов, основанной на соперничестве с западным миром, – вместо нее не была предложена новая сбалансированная система приоритетов. Вместо всего этого была придумана некая идеальная картина мира. Взамен противостояния с Западом провозглашалось объединение, единение, соитие с ним – назовите это как угодно.
Вот характерный эпизод. В 1993 году Москву посетил с визитом бывший президент США Ричард Никсон. Он спросил у Козырева: «Скажите, как видите новые интересы России?» Вопрос логичный. Американцы имели дело, конечно, не совсем с новой страной. Россия стала правопреемницей СССР с точки зрения международного права. И Никсону было интересно понять: на что теперь будет ориентироваться Россия. На это Андрей Козырев дал поразительный ответ. Он звучал примерно так: «А это я у вас хотел спросить, каковы наши национальные интересы».
Никсон опешил. «Погодите, – говорит, – вы у меня спрашиваете? Но Россия все-таки член Совбеза ООН, у вас ядерное оружие, вы вообще-то великая держава. Может, вы мне все-таки сами обрисуете вашу новую картину мира?» И тут Козырев ответил еще «оригинальнее»: а у нас, мол, нет специфических национальных интересов – у нас только общечеловеческие. И они полностью соответствуют интересам Соединенных Штатов.
Уезжая, пораженный Никсон сказал своему помощнику: «Да, с такими политиками страна далеко не пойдет». Он понимал: слепое следование США – не для такой страны, как Россия.
