Тогда, в начале 1990-х, у некоторых российских политиков была идея – войти в НАТО, а позже и в Евросоюз. Но наши западные контрагенты совершенно не поддерживали такие разговоры, потому что было совершенно непонятно, куда в итоге двинется Россия. И более того, в отличие от тогдашнего окружения Ельцина, европейские и американские политики хорошо понимали, что концепция «общечеловеческих ценностей» для России неприемлема. Не все, но многие на Западе осознавали, что «медовый месяц» в отношениях между Россией и Западом не может тянуться долго. В Европе никогда в долговременность такой модели не верили. В США некоторое время подобные иллюзии испытывали. Прежде всего, потому что плохо знали историю России и допускали, что она может существовать в роли младшего и подчиненного союзника Запада – союзника, который будет беспрекословно выполнять все предписания из Вашингтона.
У меня была интересная беседа в 1993 году с руководителем аналитического отдела Министерства обороны США. И он мне сказал одну вещь, которая меня поразила. Он сказал, что проводит большую часть своего времени, убеждая свое начальство, что тандем Гайдар – Козырев долго не удержится, что он противоестественен для России. Начальники ему возражали: мол, это же хорошие ребята, good guys, надо сделать, чтобы они остались! А он им отвечал: это вряд ли возможно, это вопрос времени, когда их заменят другие политики. Этот короткий период постреволюционного, либерально-прозападного романтизма неизбежно закончится.
Это была здравая оценка, которая постепенно стала утверждаться в США. Одной из последних попыток обосновать козыревскую формулу была большая публикация в «Независимой газете» Стивена Сестановича (он был ранее руководителем Центра Карнеги в Москве, а в конце 1990-х стал специальным представителем администрации Клинтона по Советскому Союзу и СНГ). В своей статье он доказывал, что российские национальные интересы эквивалентны американским. Но поскольку Америка – страна лидирующая, передовая в плане развития демократии, то в этом тандеме Россия, естественно, должна играть подчиненную роль.
Это была одна из последних попыток убедить российский политический класс в том, что Россия не должна претендовать на собственную роль в мировых делах.
Для Бориса Ельцина в период конца 1980-х – начала 1990-х был только один принцип существования – движение к высшей власти в стране. Для него все те, кто поддерживал его намерение возглавить страну в любом ее виде, будь то Советский Союз или остатки Советского Союза, выступали как политические союзники. Когда Ельцин начал формировать свою внешнеполитическую команду (это происходило в 1989–1990 гг.), он остановил свой выбор на Козыреве – о нем хорошо отзывалась либеральная интеллигенция, на которую Ельцин стал ориентироваться.
МИД РФ располагался тогда в небольшом особняке в самом начале проспекта Мира. Это была во многом условная единица. Российская Федерация имела свое небольшое представительство в ООН, как Украина и Белоруссия. Задачи Козырева как министра иностранных дел РФ были невелики. МИД РФ занимался в основном тем, что сейчас мы называем региональным сотрудничеством – развивал отношения России с регионами других стран, например с федеральными землями Германии.
Но как проводнику личных интересов Ельцина Козыреву были даны самые широкие полномочия. Его главной задачей было мобилизовать максимальную поддержку Ельцина на Западе. Тогда состоялся первый нашумевший визит Ельцина в США. Организацией этих визитов занимался Андрей Козырев.
