Это всё, что понадобилось, чтобы у них стёрлась память о неудачной шутке Билла. Первым вздохнул посол – сказалась мощная столетняя выучка. Он с некоторой обидой посмотрел на статс-даму, которая сделала глубокий выдох: глаза у неё были безумные.
Вообще, все ещё не вполне пришли в себя после выходки Аса. Посол с кривой улыбкой в обыкновенных нибирийских, вполне приемлемых глазах, сказал:
– У вас в столице… много всего… вы шалуны, господа.
(Короткий подавленный взгляд в сторону, где минутой раньше стоял Ас.) Свою обиду посол выразил тем, что тронул свою булавку. Билл изрядно распотешил себя, воззрившись на неё, сверкнувшую украденным у пустошей Эриду огнём, и представив, как посол тщетно вслушивается во вкрадчивый шёпот во глубине собственного существа.
– В газете, господа. Скандал с каким-то типчиком, выпустившим зверей, предназначенных для Праздника Летнего Солнцестояния.
Билл взглядом упёрся в пол, и дурная улыбка коснулась его губ.
Статс-дама вспомнила про посла и вообще, про всё, и сказала:
– Да? Правда? И вы верите газетам?
Посол застенчиво хмыкнул. Весь его вид говорил, что да – он верит газетам. А чему тогда верить? Но отвечать ему не пришлось. Какой-то сбоку сказал:
– Подлец. Его самого надо было… в праздник Солнцестояния.
Посол переспросил:
– Что?
Статс-дама расширила глаза. Посол сунул руку за пластрон и ничего не вытащил. Кто-то подал ему свернутую газету.
– Ах да… вот. – Ничуть не удивившись, сказал он, принимая из безмолвной руки газету. – Позвольте, вот тут… Нет, это не то. Ах, господа, какая прелесть, тут про наш саммит. Это по итогам наших переговоров. Мирное соглашение… Условный суверенитет…
Билл шепнул Асу:
– Сказать ему, что такого не бывает? Мол, Древние писали? Всё такое.
Ас возразил:
– Не мучай ты его.
– Но он же ерунду говорит, милый.
– И пусть говорит.
Посол тем временем читал:
– Однако… вот …представьте, господа, его самого выпустили уже.
Кто-то нравоучительно отозвался:
– Протекция, господа. Вот наша богиня.
Статс-дама забрала газету у посла таким движением, что хоть её руки не могли поспорить за первенство на выразительность с его высочеством, но посла просто передёрнуло.
Дружки, незаметно во время возросшего интереса к прессе, отошли в сторонку и теперь могли наслаждаться наблюдением за нравами и булавками. При этом оба прекрасно понимали, что оба также находятся под наблюдением. В этом и состоит прелесть истинного наблюдения, заключает хроникёр, в третий, но не в последний раз использовав это слово.
В толпе царедворцев так завлеклись газетой, что не заметили, что принц и сир Александр покинули их. Кто-то сказал – это был женский голос:
– Какой он…
Другой, мужской ревниво возразил:
– Из этих…
Билл и Ас обменялись взглядами.
– Из каких?
– Не имеет ровно никакого значения. «Из этих» может обозначать всё, что угодно.
Когда газета, которую передавала волна, приблизилась, Билл мельком взглянул на фото. Чёрно-белый, сбитый движением снимок, ничего не разобрать. Билл сказал:
– Нибириец, утративший свободу, всегда выглядит утратившим индивидуальность.
– Что утративший? – Переспросил кто-то.
Ас толкнул Билла взглядом.
– Ой да ладно, меня-то не повесят. Наверное… тебе лучше знать. Ты же бывший офицер… – Билл громко просипел. – Это правда, что ты служил в… ну, в. Ну, ты понял?
Обернулся и, не обращая внимания на совершенно бестрепетного наперсника, громко сказал:
