Читать онлайн Ирина Цветкова - Глубина погружения

Все события и действующие лица вымышлены. Сходство с реальными событиями случайно.

Всем тем, кто не вернулся в порт приписки.

Автор

До чего же неудобны эти кресла в зале ожидания! Ночью так хочется спать, но в таком согнутом положении у неё это никак не получалось.

Ольга посмотрела на соседнее кресло. Яна спала. Да, когда тебе 17 лет, ты окончила школу и приехала в Санкт-Петербург, чтобы поступить туда, где мечтала учиться со второго класса, а до встречи с мечтой осталось несколько часов – наверное, можно спать безмятежным сном. У Ольги это не получалось. Они приехали в Питер в час ночи, а поскольку это время не совсем удобно для передвижения по городу, а тем более, все приёмные комиссии по ночам не работают, им не оставалось ничего иного, кроме как дожидаться утра. Ольга третий час мучалась в этом прокрустовом ложе, не находя удобной для себя позы. Да и, наверное, лучше сейчас не спать, а присматривать за чемоданами, которые стояли возле них. Эти два чемодана воплотили в себе всю прожитую жизнь. Вернее, две жизни: её и дочери. Всё, что осталось от прожитых лет, уместилось в двух чемоданах. Ольга и Яна приехали в Санкт-Петербург начинать жизнь с нуля. Начинать с нуля в который уже раз.

Оля не раз начинала жизнь заново. Например, когда их с мужем, молодых специалистов, направили после политехнического института работать в Баку. Они приехали туда и влюбились в этот город. Они бесконечно бродили по проспектам, площадям, набережным, дивясь и восторгаясь удивительно причудливой восточной архитектуре, изумительной красоты фонтанам, потрясающему изобилию восточного рынка. В торговых рядах их не только щедро угощали, но и, видя беременность Ольги, отдавали фрукты даром и нарочито сердито махали руками на попытки заплатить. Ольге нравился акцент местных жителей, она и сама начала говорить, как они: «Азербайджян». Они с Виктором сняли жильё в старом дворике, где было много жильцов. По вечерам выносили столы на улицу и все выставляли на общий стол у кого что было. За общим столом сидели азербайджанцы, армяне, грузины, русские, украинцы, эстонцы, евреи, казахи, чеченцы, лезгины, аварцы… Каждый участник застолья хотел удивить остальных своими кушаньями, все наперебой угощали друг друга:

– Вот, попробуйте обязательно! У вас такого нет!

Дотемна продолжались застолья с общим разговором, где каждый имел право голоса, Часто такие посиделки заканчивались песнями. Кто-то начинал петь на своём языке, кто мог – подпевал, потом инициативу перенимали другие соседи, потом эстафета переходила к следующим. И во дворе звучали песни на азербайджанском языке, армянском, русском, украинском, грузинском… Потом начинали танцевать…

Вот так, сидя тёплыми южными летними ночами в бакинском дворике, освещённом светом из окон, Ольга ощущала себя счастливым человеком. В темноте, прижимаясь к Вите, она даже не хотела ничего говорить. Она слушала разговоры, песни, смотрела на воодушевлённые лица и думала, как здорово, что они оказались именно здесь, и здесь, в Баку, они проживут всю свою жизнь, и здесь будут расти их дети. У них уже была Яночка, которая стала любимицей всего двора. У всех вокруг было много детей, и Ольга просто не сомневалась в том, что и у неё их будет много. Когда они с Яночкой выходили в магазин или на прогулку, Оля, не торопясь, усаживала дочь в прогулочную коляску, а вокруг все наперебой говорили ей что-то хорошее, желали успеха, заигрывали с малышкой… Никогда больше у Ольги не было такого полнокровного, всеобъемлющего ощущения счастья, как тогда, когда она жила в старом бакинском дворике…

Потом они получили квартиру в новостройках. Они уехали в другой конец города обживать теперь уже своё жильё. Ольга вышла из декретного отпуска и вернулась в своё конструкторское бюро. Витя работал на том же заводе, но в службе главного механика. Выйдя на работу, Оля вскоре сделала для себя неприятное открытие: пока она была в декрете, Витя завёл роман с армянской девушкой Гаяне с большими карими глазами и длинной толстой косой. Когда он понял, что жене всё известно, то не стал оправдываться, он просто собрал свои вещи и ушёл к ней. Тогда Ольге показалось, что мир рухнул, что это катастрофа и обрушилось всё, что было вокруг неё. Но по сравнению с последующими событиями это было лишь трещинкой… По почте ей пришёл вызов в суд, где их вскоре и развели. После этого Виктор сказал ей:

– Я живу в армянской семье, с родителями Гаяне, её братьями и сёстрами. У них своя мораль, свои правила. По их обычаям мужчина не может приходить жить в семью жены, он должен привести жену в свой дом. Я не могу снимать жильё или строить кооператив, ведь я плачу тебе алименты. Я должен сделать какой-то решительный шаг, я же мужчина. В общем, так: я всё ещё прописан в нашей двухкомнатной квартире. Завод дал её мне. Пока ты бездельничала, дома с ребёнком сидела, я работал. Я на эту квартиру имею больше прав. Если не хочешь по доброй воле разменивать квартиру, я подам в суд, и тебя заставят это сделать. Впрочем, я могу оставить тебе квартиру, но за это ты должна письменно отказаться от алиментов. Выбирай.

– Алименты ты платишь не мне, а своему ребёнку, – Ольга не могла поверить, что Витя, её любимый единственный Витя, говорит ей такие слова. – Ничего я подписывать не буду. А ты предатель. Ты предал нас, а теперь ещё хочешь последнее забрать.

– Я хочу забрать свои законные квадратные метры. Тебе останутся твои квадратные метры. Мне тоже надо где-то жить, я не могу жить у родителей моей жены, у них такое не принято.

– Насколько я знаю обычаи здешних людей, у них не принято бросать своих детей… Предатель!

Для Ольги потянулись тоскливой вереницей бесконечные дни, похожие один на другой. Она торопилась с работы в детский садик забрать Яночку, по дороге надо было выстоять очереди в магазинах. Вечер уходил на то, чтобы приготовить ужин и почитать книгу ребёнку. Дни, вечера ничем не отличались друг от друга. Каждый раз, возвращаясь домой, Оля со страхом заглядывала в почтовый ящик, ожидая увидеть судебную повестку на раздел квартиры.

Вот так, живя в бесконечной череде дней, ничем абсолютно не отличающихся друг от друга, в метаниях между работой, детсадом и домом, в ожидании катастрофической для себя и дочери развязки, она совсем не заметила начинающихся в городе страшных событий. И только когда беспощадные межнациональные конфликты открылись перед ней жуткой явью, она вдруг широко распахнула глаза: что происходит вокруг? Она не могла этого понять, ведь она прожила несколько лет в чудесном бакинском дворике, где все друг друга любили и уважали, и все бакинцы культурно себя вели, а теперь убивают друг друга на улицах и в квартирах. Что случилось?!. Потом ей сообщили, что вся семья армянки Гаяне вырезана. И Виктор тоже. Он пытался закрыть её собой…

Ещё недавно Оля больше всего в жизни боялась потерять квартиру. Теперь, со смертью Вити, опасность миновала. Но сейчас она об этом даже не думала. Вокруг бушевало коллективное безумие, и Ольга не знала, что ей делать. Она была растеряна, а потому бросилась туда, где была счастлива: в тот старый бакинский дворик… Она шла по осколкам битого стекла, изломанным кускам шифера, каким-то палкам, доскам, арматуре и смотрела на окна армян дяди Левана и тёти Анаит. Окна зияли пустотами, было видно, что там никто не живёт. Уехали ли куда, спрятались или убиты?… Впрочем, печать заброшенности была на многих жилищах. Видно, разъехались люди. И спросить не у кого, жив ли кто. Оля постучалась туда, где, судя по внешнему виду жилья, ещё были люди. Одна дверь открылась. Это была тётушка Розалия. Узнала ли она Ольгу?

– Беги отсюда, детка, беги поскорее.

И захлопнула дверь. Ольга стояла посреди разрушенного островка счастья, не в силах поверить, что это и есть тот самый её любимый замечательный бакинский дворик. Слёзы ручьями хлынули из глаз. Она рыдала посреди разрушенного, растоптанного, уничтоженного прошлого. Кто это сделал? Зачем? Ведь всё было так хорошо!.. Она вспоминала, как здесь вместе пели песни, как угощали друг друга, как допоздна сидели, освещая столы светом из окон… Куда это всё ушло и неужели никогда больше не повторится? Где теперь все эти люди? Живы ли? Смогут ли когда-нибудь снова собраться за одним столом или это уже непримиримые враги на всю жизнь?

Закрыв лицо руками, Оля плакала навзрыд. Она помнила всех своих бывших соседей поимённо, и они все нужны были ей сейчас: армяне, азербайджанцы, русские, евреи, грузины, украинцы… Где вы, отзовитесь!..

В слезах выбежала она на улицу и долго шла пешком, вовсе не стараясь утихомирить эмоции. Плакала, не скрывая слёз от встречных прохожих…

Дома включила телевизор и услышала, что ночью Баку покинул знаменитый шахматист Гарри Каспаров. Он был жемчужиной этого города, его визитной карточкой, им гордились и восхищались. Каспаров, в свою очередь, безмерно любил свой город, всегда подчёркивал, что он из Баку и во всех интервью самозабвенно рассказывал, в каком прекрасном городе он живёт. И если уж Каспаров вынужден был уехать, то… То и Ольге с дочкой надо бежать.

Наскоро похватав документы и необходимые вещи в дорожную сумку, Оля, подхватив дочь, бросилась на вокзал. По дороге она объясняла Яне, что они немного попутешествуют на поезде, а потом вернутся. Говоря это, она и сама верила своим словам. Она думала, что они вернутся в этот город, в свою уютную квартирку, где все вещи ждут их возвращения. Но больше они не вернулись в Баку. Никогда.

Они оказались в мутной волне беженцев, которая понесла их по просторам необъятной России. Они часто меняли места проживания, так как всё зависело от наличия работы. Как только Ольгу сокращали (а работала она как неквалифицированный работник, хоть и с высшим образованием), приходилось искать новое место жительства и работу. Наверное, они проехали всю Россию. Жили и в бревенчатых избах (снимали внаём), и в обшарпанных рабочих общежитиях, и в коммуналках, где на кухне по дюжине хозяек. Работала Ольга то в аптеке уборщицей, то пробовала освоить в цеху рабочие специальности, то банщицей была, то пододеяльники шила… Последним местом работы была ткацко-прядильная фабрика, где она начинала цеховой уборщицей, потом ей доверили осваивать ровничную машину. Ей нравилось прясти ровницу, но из-за жуткого шума она не смогла работать в цехе. Её перевели уборщицей в административный корпус. Там, находясь в конструкторском бюро, она видела чертежи и, обнимая швабру, боролась с искушением взяться самой за черчение. Но по статусу это ей не положено. И, глядя с высоких волжских утёсов, Оля почувствовала, что пора покинуть этот маленький городок, где она занимается не своим делом. Пора выйти на другие просторы, иначе жизнь так и пройдёт, не начавшись. Только вот куда ехать? Комнатка в фабричном общежитии, которую им с Яной дали, была небольшая, но уютная и светлая, после многих переездов она была для них раем, вершиной счастья. Так что можно было бы и никуда не трогаться с места. Но подрастала Яна. Она вполне определённо заявила о своих планах. Вообще, Оля, занятая все эти годы основной проблемой: найти крышу над головой, работу, накормить, одеть, обуть, вдруг как-то иначе увидела подросшую дочь. Словно все эти годы они не были рядом, словно не росла она на глазах у Ольги. Она не узнавала свою выросшую дочь. Несгибаемый характер, железная воля, целеустремлённость, самопожертвование, самоотречение от всего, что мешало её жизненной цели. Когда во втором классе Яна впервые сказала, что будет командиром атомной подводной лодки, Оля только грустно улыбнулась. Командиром атомной подводной лодки на Северном флоте был её, Ольгин, отец, которого она никогда не видела. Не было даже фотографии. Он давно погиб, а потому присутствовал в их семье как гордость, как знамя, как легенда. Оля так и восприняла слова дочери – как желание приобщиться к семейной легенде, поддержать традиции. Но время шло, а Яна своего решения не меняла. Ходила на факультатив по физике, занималась электротехникой, тренировалась на выносливость. Видя, что отговаривать дочь бессмысленно, Оля решила зайти с другой стороны: