– Здесь, в США, куда именно направили этих больных?
Оба ученых посмотрели на Лэйтропа.
– Одного – в госпиталь Рида, еще одного – в Бетесду, двое остальных – в ожоговый центр в Джорджии.
Халли перестала жевать.
– Во всех этих местах полно людей с нарушенной иммунной системой. АКБ уничтожит их, как огонь – сенной амбар.
– И продолжит распространяться, – добавил Барнард. – Между военными медучреждениями обмен пациентами происходит постоянно.
– Ужасно. По всей стране в госпиталях лежат тысячи солдат. Они не умерли от боевых ранений, чтобы погибнуть в больничной палате в собственной стране. – Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Халли поставила чашку на стол. – Простите, господа.
– Ничего. Немного эмоций даже полезно, – сказал Барнард, остальные согласно кивнули. – Однако все обстоит еще хуже. Если этот вид АКБ на самом деле способен поражать и здоровых людей…
– Он выкосит все вооруженные силы. Не только раненых и больных.
– Теперь понимаешь, почему твое присутствие так важно?
– Вам нужно лекарство, над которым мы работали. Сверхсильное средство от сверхсильного возбудителя.
– Да. Ты уже почти заканчивала. Еще несколько месяцев, и, думаю, все новое семейство антибиотиков было бы у тебя в руках.
– Скорее несколько недель. – Халли хорошо помнила это исследование.
– Так вот, значит, почему Дон не дал мне вас похитить, – печально произнес Лу Кейси.
– Завершить мне не удалось. По объективным причинам. Элу, видимо, тоже?
Барнард покачал головой.
– Доктор Канер… Эл… он очень хороший микробиолог. Знаю, вы с ним нашли общий язык. И замечательно сработались.
Они действительно сплотились как одна команда, хотя далось это далеко не сразу. Эл, более чем на двадцать лет старше Халли, сначала показался ей одним из тех мужчин, что внимательно изучают ценники в супермаркетах и читают книги за едой в ресторанах быстрого питания. В первые месяцы в лаборатории он не говорил ни о чем, кроме работы, и неизменно обедал в одиночку. Он никогда не проявлял грубости, просто был отшельником по характеру.
Месяц за месяцем они работали в тесной лаборатории, ни на минуту не забывая, что в непосредственной близости находятся болезнетворные микроорганизмы четвертого уровня опасности, погубившие сотни миллионов людей на земле. Постепенно Халли прониклась уважением к способности Канера работать в стрессовых ситуациях и точности его лабораторных методов. И, конечно, почувствовала, что он тоже ценит ее увлеченность наукой, а еще больше – талант твердой рукой управляться с такими демонами, как Yersinia pestis[17].
Через восемь месяцев они стали ходить вместе в столовую. Его выбор никогда не отличался разнообразием: яблоко, коробочка сока «V8», сэндвич из белого хлеба, салата, тунца, латука и помидора. Пустую болтовню Канер не любил, зато, к ее радости, с удовольствием пускался в разговоры о микробиологии. Как-то раз она упомянула, что ЦКЗ недавно отправил группу специалистов в пещеры Габона на поиски патогенов.
Жуя сэндвич, он как ни в чем не бывало произнес:
– Африканские пещеры ужасны. Я спускался в Бандубьо.
Халли едва не выронила из рук чашку с кофе.
– В Бандубьо?
От ее изумленного взгляда Канер смутился.
– Ну да. В две тысячи третьем… или четвертом…
– Боже! В этой пещере обнаружили вирус Эбола B. Самый страшный из всего семейства. Что вы там делали?
– Я входил в команду вирусологов и микробиологов ВОЗ. Некоторые подхватили геморрагическую лихорадку, отведав
