– Это так, доктор Лиланд. – Роудз вновь положил руки на стол. – Однако вы, наверное, в курсе, как дороги услуги адвокатов в Вашингтоне. Я уже говорил – если вы уйдете, у нас не останется выбора. Дело незамедлительно будет передано федеральному прокурору. Предварительные слушания, рассмотрение доказательств… Возможно, пресс-конференции… Не исключено обвинение в уголовном преступлении, как сказал агент Риверз. Подумайте. Работающий в государственном учреждении ученый продает сверхсекретные данные микробиологических исследований…
– Это предположение! – воскликнула она так резко, что Риверз отвлекся от своей бородавки.
Халли и сама знала, что это ни на йоту не изменит ситуацию, но Роудз кивнул и улыбнулся, радуясь возможности поразглагольствовать.
– Да, предположение. О продаже результатов сверхсекретных исследований. Даже если вас оправдают, с карьерой будет покончено. Кому придет в голову нанимать вас, когда есть тысячи микробиологов с незапятнанной репутацией.
– Говорю вам, док, соглашайтесь. – Риверз улыбнулся, обнажив желтые от курения зубы, которым к тому же не помешала бы щетка.
Халли едва удержалась, чтобы не крикнуть: «Заткнись!», хотя понимала – Роудз прав.
Адвокат ей не по карману. У матери деньги есть, но Халли никогда не осмелилась бы попросить. Даже если удастся нанять адвоката, историю стали бы освещать в газетах и в теленовостях, внутренних и международных. Не так много вещей интересует СМИ больше шпионажа. Возможно, геноцид да сенаторы, пойманные с проститутками. А лучше – совращающие мальчиков. Пожалуй, всё. В репортажах, конечно, представят и ее точку зрения, но предположения другой стороны – вот что будет по-настоящему иметь вес. Перед ней как наяву замелькали заголовки:
«УТЕЧКА ИНФОРМАЦИИ ИЗ СЕКРЕТНОЙ ЛАБОРАТОРИИ БИОМЕДИЦИНСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ», «В ПРЕСТУПЛЕНИИ ЗАМЕШАНА ЖЕНЩИНА-УЧЕНЫЙ».
– Знаете что-нибудь о тюрьме округа Колумбия? – произнес Риверз, словно прочитав мысли Халли. – Я лично посещал ее, док. Там творятся жуткие вещи. Особенно с такими, как вы.
Она не обратила внимания и посмотрела на Роудза.
– Вы действительно на такое способны?
Не так много вещей на свете пугали ее, но Халли честно призналась себе, что сидеть в тюрьме округа Колумбия – одна из них. Рассказывали, что увечья, изнасилования ручкой от метлы, средневековые пытки там не редкость.
– Вполне.
Можно побороться, но, как сказал Роудз, даже если она выиграет, то все равно проиграет. А еще можно поставить подпись. И уйти. Отступить – не значит сдаться.
Халли никогда мучительно не размышляла над решениями. Взвесь риски и преимущества, подсчитай, чего больше, – и вперед. Завтра будет видно.
Она подняла глаза. Роудз протягивал ей ручку. Откинувшись на спинку стула и сложив толстые руки на брюхе, Риверз самодовольно ухмылялся.
Халли хотелось послать их подальше. Она достала из кармана халата ручку «Монблан Майстерштюк Солитэр», которую ей подарил отец в день защиты докторской в университете Хопкинса.
– У меня своя.
Не торопясь, она сняла колпачок, поставила подпись, не обращая внимания на Риверза и глядя в глаза Роудзу.
– То, чем вы сейчас занимаетесь, мистер Роудз, скверно. Рано или поздно мы все расплачиваемся за скверные поступки.
Муха продолжала кружить над головой Риверза. Роудз смотрел на Халли и молчал, лишь тер пальцем кольцо, как амулет. Внезапно в темных глазах появилась тревога, мгновенная, но явная, и Халли поняла: он понимает, что она права.
