Я старалась изо всех сил, чтобы голос не дрогнул. С голосом удалось справиться. Но сердце едва не выскакивало из груди. И губы задрожали, и руки. Одно спасало: мы находились в помещении, на улице было пасмурно, и маленькие окошки давали недостаточно света. Я повернулась так, чтобы оказаться спиной к окну. Сердце колотилось в горле. Итак, мгновения, пока Фриц набрал в грудь воздуха и сформулировал ответ, растянулись в целую историю.
– Всё наоборот, Хайке. Мы должны занять Кавказ, чтобы потом добраться до Москвы.
Из глаз брызнули слёзы от неимоверного облегчения. Я рассмеялась: не смогла удержаться. Заодно под прищуренными от смеха веками спрятала эти слёзы.
– Зачем же ходить таким кружным путём?
Я повторила тот жест, которым Фриц только что пытался разъяснить мне, как далеко находится от Кавказских гор Москва. Как будто именно этот жест рассмешил меня.
– Мне трудно вам объяснить, Хайке, так как вы не знаете, что такое топливо, – сказал собеседник слегка обиженно.
Хорошо, что обиделся. Обижаются только на своих, на чужих – злятся. А я – странная, что с меня взять?
– Как не знаю?! Я сама много раз жгла костёр, и …
– Нет же! Топливо для техники. Для машин, для механизмов – понимаете? Для самолёта, например, нужен керосин.
– Я видела машины. Ваш самолёт – тоже машина?
– Конечно. Машина с крыльями. Без самолёта, без танка – это машина, которая ездит и стреляет – современную войну не выиграешь. Топливо для машин делают из нефти, а нефть добывают… Ну, это сложно… Из недр земли. На Кавказе много нефти. Если отобрать её у русских, они больше не смогут сопротивляться. Тогда мы дойдём и до Москвы, и … и вообще куда захотим.
Ещё не легче! Между тем, я продолжаю узнавать много нового. Не может такого быть, чтобы в нашей большой стране нефть была только на Кавказе! И всё же Фриц говорит мне правду – я чувствую. Значит, без кавказской нефти нам станет гораздо труднее воевать. А ещё они намерены сделать Кавказ базой для масштабного нейроэнергетического воздействия. Так как же случилось, что мы сдаём Кавказ? Должно быть, все силы наших войск измотаны на московском направлении…
Скорее бы мне начать действовать, скорее бы найти точку приложения своих умений!
– Фриц, вы потом, когда найдёте карту, покажете мне, хорошо? Мне так интересно увидеть на карте Германию!
– О! Теперь Германия – очень большая. Великая Германия!
Едва закончив разговор с Фрицем, я поспешила с монахами и послушниками на коллективную молитву: надо было окончательно успокоить мысли и чувства, а успокоив, посмотреть.
Не сказать, чтобы я умела делать это очень хорошо, но всё же я могла заниматься диагностикой пространства по тем же принципам, по каким проверяют состояние здоровья человека. Надо взять или представить план, карту местности – и поводить над этой воображаемой или реальной картой рукой. Прислушаться к ощущениям. По ощущениям всегда можно определить, где плохи дела, а где всё спокойно, благополучно, где находятся враги, а где – свои. Если внутренним взором посмотреть, то увидишь тёмные и светлые зоны, а линия фронта прочерчена огнём.
Оставалось только досадовать, что раньше, околдованная загадочным покоем Тибета, я не практиковала работу с мыленной картой и не следила за ходом боевых действий.
***
– Николай Иванович, нет сил больше! Невозможно так работать! Мы ставим – они снимают, мы восстанавливаем – они опять открываются!
