Он неспешно обошел кабинет, его тень скользила по стеклянной стене, как тень гильотины. В закрытом пространстве он казался еще более массивным, чем утром. Высокий, с резкими чертами лица – будто высеченный из гранита скульптором, ненавидящим человечество. Глаза – черные, бездонные, изучающие, как прицел снайперской винтовки.
– Интересно, – его голос звучал как лезвие по шелку. – Мисс Алдер, если я не ошибаюсь?
Амели кивнула, внезапно ощутив себя школьницей, пойманной на списывании на экзамене.
– Какая… занятная случайность, – он взял ее резюме двумя пальцами, как берут улику с места преступления. – Сегодня утром вы облили меня кофе, а сейчас претендуете на работу в моем издательстве.
– Я… – Амели сглотнула, чувствуя, как ее голос предательски дрожит.
– "Я"? – бровь Престона поползла вверх, как курок пистолета. – Пару часов назад вы были куда красноречивее. Куда делась ваша фирменная дерзость?
Жар разлился по ее щекам, как расплавленный свинец.
Престон сел в кожаное кресло, которое вздохнуло под его весом, развернул ее резюме:
– Так… Факультет английской литературы. "Silver Page Press". – Его пальцы постукивали по полированной поверхности стола, как пальцы следователя по допросу. – И рекомендация… О, да: "Слишком резкая. Слишком дерзкая". Как точно подмечено.
Он откинулся в кресле, и солнечный свет из окна выхватил его профиль – резкий, как лезвие.
– Позвольте угадать: назвали чью-то рукопись "литературным мусором".
Амели сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, оставляя полумесяцы.
– Нет. Это была рукопись жены мэра. Я сказала, что это читается как инструкция к микроволновке. Потому что это так и было.
Тишина повисла между ними, нарушаемая только тиканьем стальных часов на стене, отсчитывающих последние секунды ее карьеры.
Престон медленно улыбнулся.
– Наконец-то. Я уже думал, утренняя фурия превратилась в испуганную мышку.
Он швырнул на стол ее правки к тексту Тейлора, которые приземлились с глухим стуком.
– Объясните вот это, – ткнул пальцем в самый язвительный комментарий, оставивший дыру в бумаге. – Вы вычеркнули целый абзац. И убрали ключевой диалог. Почему?
Что-то щелкнуло в Амели.
– Потому что здесь нарушены все принципы построения нарратива! – она вскочила, забыв про смирение, как забывают про зонтик в ураган. – Этот абзац – чистый инфодемпинг, он убивает динамику сцены, как топор убивает напряжение в плохом триллере. А диалог? – ее пальцы дрожали, когда она переворачивала страницу, которая затрещала по швам. – Посмотрите! Реплики абсолютно плоские, без подтекста, как блин без начинки. Где характер героя? Где его уникальный голос? В "Красных песках" каждое слово Тейлора било точно в цель, как снайперская пуля, а здесь…
Она размахивала руками, ее растрепанные волосы (никакого макияжа, боже, она же даже не посмотрела в зеркало выбегая утром из дома) летали вокруг лица, как медузы в шторм.
– Герои Тейлора в "Красных песках" дышали! Их мотивы были ясны, как крик в тишине, поступки – логичны, как математическая формула. А здесь? – она ткнула пальцем в страницу, оставив вмятину. – Персонажи двигаются по сюжету, как марионетки с перерезанными нитями. Нулевая психологическая глубина, предсказуемые реакции. Это не развитие персонажа – это его литературная казнь!
Престон наблюдал за ней, подперев подбородок пальцами, сложенными в пирамиду. Его взгляд скользил по ее взъерошенным волосам, размахивающим рукам, горящим щекам, как скальпель по живому. Уголки его губ дрогнули – первый признак жизни.
