Людской поток, который нес путников к Ясной, после деревни стал редеть, а затем совсем прекратился, и путники перестали встречать людей на дороге. Короткий световой день усложнял путешествие: как только спускались сумерки, тропа становилась едва различимой среди густых деревьев. Приходилось спешиваться и идти очень медленно, держа лошадей под уздцы. Справа на дне обрыва зашумел бирюзовой ледяной водой горный поток, и путешественникам пришлось удвоить бдительность – в потемках можно было легко потерять дорогу и соскользнуть в пропасть.
Онур почти все время молчал, да и Анна с Ники не желали вступать с ним в беседу. Отчужденность и напряженность между путниками чувствовались все время, не сближала даже необходимость решать насущные проблемы: искать место для ночлега, разводить костер, готовить пищу. В тех местах, где ширина дороги позволяла ехать вдвоем, Анна и Никлаус изредка негромко переговаривались, но больше обменивались светлыми теплыми взглядами. Онур держался впереди, однако каждое движение своих спутников чувствовал, словно у него на затылке были глаза.
Впрочем, скоро волей – не волей всем троим пришлось вступить в беседу.
– Если судить по карте, – заметил Никлаус во время одной из коротких остановок для отдыха, – неподалеку должна быть деревня. Скоро будет темнеть, мы можем сделать небольшой крюк, чтобы попроситься там на ночлег, – он бросил озабоченный взгляд на Анну. Та ласково улыбнулась ему.
– Вторые сутки подряд нам не встречается ни души, – ответил на предложение Онур с такой интонацией, будто возражал.
– Места здесь дикие, – пожал плечами Ники. – Зима, вот и сидят по домам. Тем более, нам нужно воспользоваться этим шансом, следующий может нескоро подвернуться, – он ткнул пальцем в карту.
– Ни человека, ни зверя, ни птицы, – продолжал говорить Онур. – Ни огня, ни дыма. Словно все вымерли.
– Мы в горах и в лесу одновременно, – раздраженно произнес Никлаус. – Не думал, что мне придется указывать на очевидные факты, но здесь явно не стоило ожидать столпотворения, как в Веенпарке в ярмарочный день.
Онур промолчал, и тогда Ники взглянул на Анну.
– Я согласна поехать в деревню, – поддержала жениха девушка. – Нам не мешало бы пополнить запасы.
Тогда Онур молча схватил уздечку и повел коня влево, по едва заметному ответвлению от главной тропы, изрядно занесенному снегом. Не в первый раз Анна отметила про себя, что чужак предпочитает пеший ход верховой езде, даже в тех случаях, когда передвигаться верхом было бы проще. Но вскоре всем пришлось спешиться, поскольку по тропе, ведущей к деревне, стала совсем трудно ехать, как будто здесь не ходили не то, чтобы пару дней, а скорее пару месяцев.
– И вправду слишком тихо, – обернулась Анна к Никлаусу. – Даже вороньего карканья не слышно.
Тот лишь встревоженно вглядывался в карту, надеясь, что не допустил ошибки.
– Быть может, поворот не тот? – нехотя обратился он к Онуру. Чужак вместо ответа указал на дерево рядом: там были видны зарубки, явно сделанные топором.
– Я схожу вперед, разведаю дорогу. Отдохните пока, – обратился Онур в большей степени к Анне. Девушка с благодарностью сразу же присела на лежавшее вблизи бревно, вытянув уставшие ноги.
– Хочешь перекусить? – спросил ее Никлаус. Анна отрицательно помотала головой.
– Надо экономить. Вдруг до деревни не получится дойти. Что дальше? Дай взглянуть на карту, – попросила она жениха. Мужчина передал ей свиток, но пергамент скользнул по холодной коже перчаток и упал на землю рядом с бревном. Оба поспешили наклониться за картой и застыли, увидев страшную картину: Анна сидела вовсе не на бревне – это был почерневший и заледеневший труп мужчины, лежавшего ничком.
