Лаборатории, отданные кафедре нейрохирургии, располагались в левом крыле на последнем, пятом этаже. Николай объяснил, что ими можно пользоваться без ограничений, нужно только договориться с другими аспирантами, если планируешь что-то масштабное и хочешь надолго занять одно из помещений полностью. Если же не хватало какого-то оборудования, можно было пойти в лабораторию другой кафедры, но те требовали записываться заранее, предоставлять кучу отчётов и делиться результатами исследований. Агата любила систематизировать знания и писать отчёты, поэтому не видела проблемы, но вот ждать несколько дней, а то и недель своей очереди её дух исследователя ненавидел, поэтому она обрадовалась, когда Николай предложил в случае необходимости обращаться к нему:
– У меня есть приятели на всех кафедрах, так что ненадолго могут пустить к себе без записи. Мы этим не злоупотребляем, чтобы заведующие не пресекли, но иногда выручаем друг друга.
Агата понятливо кивнула. В её прошлом институте подобное было строжайше запрещено: либо приходишь в оговоренное время и только на два часа, либо не приходишь вообще. Даже опоздание дольше чем на десять минут могло стать поводом для отмены записи. Получить больше свободы было… необычно. Агата знала, что для её исследования лаборатория вряд ли понадобится, но само знание приятно угнездилось тёплым комком где-то под рёбрами. Иностранную аспирантку не бросят одну: «Нужно только попросить, и мне помогут,» – хорошее ощущение.
– Вот этой лабораторией мы пользуемся чаще всего, – тем временем они подошли к большой раздвижной двери с герметичными резиновыми прокладками по краям. Николай заглянул в небольшое окошечко и взялся за ручку: – Вон и Коновалов, кстати, сейчас познакомитесь.
Протекторы скрипнули друг о друга, и створка отъехала в сторону.
Мерзкий запах ударил в нос, на секунду перебив все прочие органы чувств. Агате даже показалось, что уши заложило, а кожа перестала ощущать холод, который преследовал её с того момента, как она на два шага отступила от тепловой пушки. Больше всего «аромат» напоминал прокисший борщ, щедро разбавленный бензином.
Николай зажал нос двумя пальцами и рявкнул:
– Федька, чтоб тебя! Что за вонючку ты на этот раз намешал?! Дышать невозможно!
– У меня получится… Должно получиться. В этот раз точно! – длинные тонкие руки дрожали, стискивая пробирку с вязкой жёлто-оранжевой субстанцией.
– Если ты решил убить весь корпус своей «химической атакой», то у тебя почти получилось!
Николай подошёл к щитку на стене, щёлкнул тумблером и вывернул его на максимум. Зажужжала мощная вытяжка, заглатывая пропитанный вонью воздух. Затрепетали полы халатов, голова с растрёпанными рыжими волосами повернулась к неожиданным вторженцам.
– Ты не понимаешь, я на пороге величайшего открытия! – Коновалов выронил свой эксперимент, который с глухим стуком упал на блокнот и залил исписанные мелким неаккуратным почерком листы. Он подлетел к Николаю, хватая его за грудки, и принялся трясти как тряпичную куклу. – Моё открытие спасёт мир! Спасёт её!
– Шёл бы ты со своим открытием… к химикам! Я вообще так до сих пор и не понял, почему ты не у них, а на кафедре нейрохирургии. – Николай перехватил чужие запястья и осторожно, но уверенно отстранил коллегу от себя.
– Так надо, так должно быть… – Коновалов друг безвольно ссутулился, опустил плечи и, покачиваясь, побрёл обратно к столу.
