Глупости, которые я не натворю, когда состарюсь - страница 18

Я расскажу вам о худшем из подобных концертов, на которых мне удалось побывать. Не так давно я оказался на первом свидании с одним милым, симпатичным мужчиной. Он «подходил мне по возрасту» (таким считается человек старше половины вашего возраста плюс семь лет). Первые свидания должны быть самой приятной частью отношений, но вместо того, чтобы разжечь мой аппетит, к концу вечера он пресытил меня разговорами. Я фактически стал заложником его монолога о проблемах со здоровьем: «Кажется, по телефону я забыл рассказать тебе о нескольких растяжениях, эндопротезах двух суставов, проблемах со зрением, высоком уровне триглицеридов и гипотонии. А еще у меня врожденное заболевание, унаследованное от матери…» Параллельно пытаясь выбрать что-то из меню, он продолжал болтать: «Я чрезвычайно привередлив в отношении некоторых видов мяса, рыбы и курицы. Я понимаю, что мои предпочтения в еде странные и необоснованные…» Да-да, кивнул я ему в ответ. Где-то в перерыве между закуской и основным блюдом (назовем это интермедией) он рассказал, что недавно перенес рак простаты и после операции стал импотентом. «Но не переживай, – добавил он, – я могу вколоть [гормон] простагландин прямо в пенис и добиться полноценной эрекции за считанные минуты». Слишком. Много. Информации.

Как это случилось? Еще совсем недавно мы (якобы самое эгоистичное, если не сказать самовлюбленное, поколение в истории человечества) без умолку рассказывали о наших детях («Это, конечно, только мое мнение, но мне кажется, мой ребенок – самый лучший»), отпуске («Мы были #счастливы попасть в нирвану») и работе («В этом году мне выплатили максимальную премию. А тебе?»).

Не могу утверждать, что я смог развить к этой склонности иммунитет. Я, конечно, не стану использовать теги #счастлив для описания отпуска или #чудесныйдом, когда говорю о коттедже, в котором жил в старые добрые времена, но я все же выкладывал в сеть множество фотографий моих путешествий и домов. А знаете, как говорят: «Покажи мне, чем ты хвастаешь, и я скажу, чего тебе не хватает» или «Эта картинка стоит тысячи хэштегов». Все это сводится к одному:

Я. Я. Я.

Есть ли отличия между этим и «органным концертом»?

По сути – нет. Это все – лишь показатель того, насколько мы поглощены собой на протяжении всей жизни. Но вот в чем загвоздка: чем больше мы идентифицируем себя со своими недугами и болезнями, тем больше позволяем им завоевывать наше тело. Я могу страдать сердечно-сосудистым заболеванием, но я сам им не являюсь. Какой бы отпечаток эта болезнь ни накладывала на меня, я не позволю ей определять мою суть. При первой встрече с человеком я хочу рассказать о множестве иных вещей задолго до того, как позволю ему услышать о моих болезнях или высоком уровне коронарного кальция.

Давайте вспомним встречу, которую я описал в начале этой главы. К концу встречи я не знал ничего о его работе, отношениях, семье, радостях и печалях. Я лишь досконально изучил его медицинскую карту во всех невыносимых подробностях. Кажется, единственное, о чем он забыл упомянуть, – его группа крови. Уверен, он мне и о ней бы сообщил, если б я остался на десерт. Но я не остался.

Вне всяких сомнений, болезнь – часть нашей жизни, и я не считаю, что нужно что-либо утаивать, когда речь заходит о том, что нас беспокоит. Честный разговор о серьезных заболеваниях может быть чрезвычайно полезным. Несколько десятков лет я страдал от депрессии, но смог признаться в этом окружающим только в пятьдесят девять лет. Пятьдесят девять. Как я сказал друзьям, а затем раскрыл и публично, стимулом стало самоубийство моего друга Эрика: он долгое время страдал от тяжелой формы депрессии и никому об этом не рассказывал. В одной статье я написал: «Будучи журналистом в области здравоохранения, я часто использовал истории из собственной жизни для описания медицинских состояний, о которых сложно говорить вслух. Например, о том, как в возрасте двадцати шести лет я узнал, что у меня рак яичек, или о том, как мне поставили ошибочный диагноз ВИЧ/СПИД (во времена, когда он еще был смертным приговором). Но я никогда не писал о своей депрессии, хотя она мучила меня с тех пор, как я впервые взялся за ручку в одиннадцать лет и начал вести дневник».