Все файлы и сообщения копии соответствовали оригиналу. Окончательный вердикт системы сопровождался щелчком: словно кто-то прищелкнул пальцами. «Безвозвратных потерь нет».
Итак, дело сделано. Еще один аналитический доклад и новый набор приказов и рекомендаций гуляет на свободе. Наоми, конечно, уже работала над следующим. И все равно наслаждалась чувством завершенного дела.
Она переключилась на новости, вычищая непомеченные копии из локалки своей койки и восстанавливая их, словно черпала чашкой из неиссякаемого источника. Стукнув пальцем по экрану, она прочитала отобранное для нее системой. На миноритарных выборах Санаанга неожиданно прошел второразрядный кандидат – это из ее рекомендаций в предпоследней бутылке. Программная ферма на Марсе вступила в партнерство со станцией Медина для разработки новой инфраструктуры безопасности – это она считала нежелательным, но отметила в своем списке приемлемых потерь. В системе Сол сработал сигнал тревоги. Новость удостоили красного флажка, подробностей не сообщали.
Только Наоми и так знала, что это было. Война Бобби.
Та, что велась оружием.
Где-то там, так далеко, что даже свет шел часами, Бобби с Алексом рисковали собой. А она ничего не могла сделать. Наоми захлестнула досада. Или до нее дошло наконец то, что было известно с самого начала.
Она выбрала свое место. Она выбирала его, участвуя в разработке игры в наперстки, в которую теперь играла. У нее были десятки возможностей сотрудничества с подпольем. Тысячи способов жить без него. Она здесь потому, что сама так решила. Контейнер был не тюрьмой, а убежищем отшельницы. Здесь она могла переждать, пока уляжется муть в душе и очистится разум.
Тогда план представлялся удачным. И он как будто сработал. Сейчас, занеся палец над сообщением о тревоге, она поняла, что это средство больше не действует. И ткнула в экран с такой силой, будто давила насекомое. Аналитика за спиной по-прежнему бодро высвечивала: «Безвозвратных потерь нет».
– Похоже на метафору, – сказала она и представила себе смешок стоявшего рядом Джима. Они всегда любили перебрасываться одной и той же шуткой.
Миг спустя у нее вырвалось:
– Проклятье, как бы мне выбраться из чертова ящика!
Кэрри Фиск возглавляла Ассоциацию Миров. И Тереза знала, что дозволение завтракать с ее отцом – показатель важности этого поста. Тереза сидела за столиком рядом с отцом, а Фиск напротив, и, слушая их разговор, Тереза чувствовала себя зрителем теннисного матча.
– Торговый договор между Обероном и группой пяти миров дает реальные преимущества, – объясняла Фиск. – Сосредоточившись на немногих системах, мы ускоряем прогресс. Оберон или Бара Гаон помогут вывести на самообеспечение еще три-пять систем за срок от семи до десяти лет, а потом каждая из них обзаведется своими клиентами. Рост в геометрической прогрессии поднимет все системы скорее, чем равное внимание каждой отдельной колонии.
Отец медленно кивнул. Тереза знала этот жест. Отец бросил взгляд на нее, приподнял бровь. Приглашал в соучастники. Тереза уловила, как поежилась Фиск. Эта женщина так заискивала перед отцом, что неловко было смотреть. Тереза пожала плечами. Чуть заметное, на миллиметр, движение означало: «Хочешь, чтобы спросила я?» Отец кивнул.
– А как же коррупция? – спросила Тереза.
Фиск рассмеялась:
– Репутация Оберона бежит впереди него! Губернатор Риттенер заверил меня, что все под контролем. Было несколько подгнивших яблок, но в неуправляемой колонии этого следовало ожидать. Теперь, под надзором Лаконии, с ними разобрались.
