– Не придумал я для тебя роль, – с раскаянием произнес Клим, и в самом деле почувствовав какую-то неловкость.
– Ну, для меня! Для меня специально никто и писать не будет. Вы же для мамы писали…
– Нет, не для мамы… То есть не для вашей мамы. Я вообще не особенно рассчитывал, что это когда-нибудь поставят.
Жоржик с озадаченным видом заглянул снизу ему в лицо:
– А тогда зачем писали?
– Чтоб душу облегчить, – усмехнулся Клим. – Бывает так… Вот, например, долго злишься-злишься на кого-нибудь… потом шарахнешь тарелкой о стену! Вроде и полегчало.
– Значит, это вы так разрядились? – взволнованно спросила Тоня. – Вот это я понимаю! А то для нас вечно только мамины ухажеры пишут!
– Это бабушка их так называет, – фыркнув, весело вставил мальчик.
– Влюбятся в нее и сочиняют всякую чушь!
Почувствовав, как внутри что-то напряглось, Клим равнодушно спросил:
– И часто в нее влюбляются?
– Да постоянно! – с плохо скрываемой досадой ответила девочка и посмотрела на Клима так пристально, что он ощутимо почувствовал, сколько в ней отцовской крови.
– Она же актриса! – опять вмешался Жоржик, приняв снисходительный взрослый тон. – Папа говорит, что так и должно быть.
– Еще бы пьесы хорошие писали… Вот ваша «Лягушка» – что-то! А… – Тоня вдруг замялась и отвела глаза. – А как можно называть? Просто по имени?
Он улыбнулся:
– В вашей семье по-другому будет нелепо…
Жоржик радостно подхватил:
– У нас не как у всех! Весело!
– Весело, – согласилась Тоня.
В ее голосе послышалась усталость от этого веселья, в которое она тоже не могла влиться полностью, потому что не чувствовала себя на равных среди артистов. И все знали, что по-другому уже никогда не будет.
– Вы здесь, сударь! – заглянув в комнату, Зина с облегчением прижала руку к груди. – Господи, я уж подумала, что мы вас потеряли!
– Меня уже нашли, – он взял за плечи сразу обоих ее детей.
– Практикуете на досуге? – весело спросила она. – Врач всегда остается врачом.
Быстро повернувшись к нему, Тоня удивленно подняла широкие прямые брови:
– Вы – врач? А нисколько не похожи…
– А врачи, по-твоему, какие?
– Ну… маленькие и старые.
Зина насмешливо пояснила:
– Кроме Айболита она других врачей и не видела. Тьфу-тьфу-тьфу! Пойдемте, перекусим немножко. А то я сама скоро кусаться начну! Перед спектаклем я и есть не могла…
– Всегда так, – басом сказал Жоржик и укоризненно покачал головой, явно кому-то подражая. – Вся на нервах!
– Не начнет кусаться, – едва слышно процедила девочка, повернувшись к Климу. – Она – идеальная женщина.
Искоса взглянув на нее, Клим с тревогой подумал: «Ого! Да здесь целый букет комплексов… Непросто быть дочерью талантливой актрисы. В которую вдобавок влюбляются все подряд».
Ему хотелось удержать Зину и каким-то образом выведать насчет этих бесчисленных поклонников, но она уже отступила в коридор, улыбкой приманивая его. И Клим пошел на этот зов, позабыв о ее детях, которые, скорее всего, и не заметили этого, потому что голод и обилие впечатлений и без того заполнили их до макушки.
– Проходите, – шепнула Зина, пропустив его в соседнюю комнату, и Клим запомнил, что отчего-то обрадовался тому, что это было сказано шепотом.
А Жоржик уже шептал в другое ухо:
– Вообще-то эта бабушкина комната. Самая большая! Она никому ее не отдала, потому что квартира ее…
Клим опустился на первый попавшийся стул, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, потому что знакомыми в этой компании так и не обзавелся. К нему все обращались по имени, но расспрашивать, кто есть кто, было неудобно, и Клим мужественно решил, что обойдется без имен.
