Гном. Часть 2 - страница 44

Там, на той стороне, кто-то махал белым флагом, предлагая принять парламентеров. Панновиц молчаливо опустил веки, и его подчиненные дали отмашку. Все было просто, и все было ясно, и ни к чему думать, оставалось только совершать естественные и единственно возможные действия. К траншее подкатил, лихо развернувшись «РДМ – 1», так называемый «крокодил», машина новая, относительно редкая, но виданная уже довольно многими. Три пары колес, легкая неметаллическая броня от пуль и осколков, мощный двигатель и очень хороший обзор: толстенные скошенные стекла держали пули даже крупного калибра, и уж во всяком случае не уступали броне прочностью. Хамское изделие: пуль не боится, из пушки не попадешь, ни на чем, даже на «цундапе», не догонишь и не уйдешь, противопехотных мин не боится, а противотанковые не взводит из-за легкости конструкции и широченных колес. По причине этакой своей безнаказанности, «крокодил», даром что техника, уклончиво-наглыми манерами более всего напоминал шакала. Вышедшие из машины офицеры, на первый взгляд, были похожи, как братья. Невысокие, плотные, довольно-таки белесые, в одинаково, чуть набок сидящих пилотках, страшно серьезные от молодости. Было лейтенантам лет по двадцать – двадцать два, но повоевать успели, на плотно обтягивающих грудь гимнастерках виднелись по три-четыре медали и по красненькому ордену. Оберст есть оберст: он был здесь, без признаков стекла в глазах и в фуражке на порядочно седой голове, и со спокойным любопытством смотрел на сопливых парламентеров.

– Кто уполномочен вести переговоры, – лейтенант говорил по-немецки хорошо, чувствовалось, что это его родной язык, но сама речь была какой-то странной, архаичной что ли, – с германской стороны?

– Можете смело говорить со мной. Вариант не хуже никакого другого.

– Командование шестого гвардейского танкового корпуса предлагает капитулировать на стандартных условиях и, главное, – побыстрее освободить дорогу походным колоннам.

– А если нет?

– А если нет, герр оберст, то хватит вашего воинства минут на двадцать, не больше. И это никому не нужно. Ни нам. Пока развернемся, пока дадим залп или два, а время дорого. Ни вам, потому что сгинете без всякой пользы…

Что-то насторожило немца, и он пригляделся к офицерику внимательнее. Он не так молод, как хотел показать. И глаза не двадцатилетнего пацана. Пусть даже ветерана. Еще раз, уже откровеннее глянул ему в глаза, и тот, не отводя взгляда, осторожно сложил губы колечком. Совершенно так, как делают, собираясь сказать международное: «Ш-ш-ш!».

– Хорошо. Я сейчас прикажу открыть проход. Предлагаю обсудить условия у меня.

– Это правильно, – кивнул сомнительный лейтенант, – и пригласите ключевых командиров. Практика показывает, что это позволяет многое сделать проще, быстрее и с меньшим количеством недоразумений.

Да, организация капитуляции возложена именно на него. Сдать следует все автоматическое оружие, а один карабин из десяти следует оставить. Да, были случаи, когда на решивших закончить боевые действия нападали небольшие группы сумасшедших фанатиков. Что? Нет, не опасаемся. И не видим большой беды в том, что кто-то уйдет домой. Да, без винтовки. Только учтите, что дома нечего есть, а кто будет скрываться, не получит продовольственную карточку… Нет, меня сложно обвинить в предательстве, потому что моя семья живет в России двести пятьдесят лет, а Германия для меня совершенно чужая страна. В Сибирь? Не знаю. Может быть кто-то, со временем. Сейчас слишком много работы здесь, транспорт уничтожен, начинается голод, и если не наладить хозяйство, скоро начнется голодный мор. Не бойтесь Сибири. Мы оба оттуда родом и, честное слово, очень хотим домой. Выданный вам пропуск действителен, только если вы идете в правильном направлении, отмечаясь на всех контрольных пунктах… Что? Просите оставить пулемет до прибытия к месту назначения? Ладно, в виде исключения. Как фамилия? Эйдеманн? Так и запишем. Что? Нет, американцы не высадились, и лучше не рассчитывать, что высадятся.