– Пей. Сколько еще нам идти неизвестно, а что ждет впереди и подавно. Вдруг не представится возможности слетать и напиться самому, – стало неудобно перед ним. Я же совершенно не знаю, каково это – жить не в своем теле.
Богдан наклонился и, набрав воды в клюв, поднял голову, чтобы она стекла внутрь. Потом еще и еще раз. Когда закончил, мотнул головой и уставился на меня.
– Спасибо.
– Угу, – кивнул я в ответ и выкинул листок. – Хотел тебя спросить… Каково это – жить в теле птицы?
– Для меня – вполне привычно. Я рождаюсь вороном. И умираю… Честно говоря, я уже плохо помню ощущения, когда был человеком… – мне показалось, что он вздохнул.
– Я не знаю, смог бы я выжить, если бы вдруг меня заперли в медведе… Смог бы сохранить свой разум? А Годана… – я вдруг осекся и замолчал.
– Да знаю я о твоих чувствах. Неужели ты думал, что твой внезапный порыв помочь ей остался незамеченным для меня? Может я на вид и ворон, но душой–то все еще человек! – сказал чернокрылый и, по–моему, засмеялся. Или закашлял. Лучше бы кашлял!
– Почему, как только во мне просыпается жалость к тебе, ты обязательно что–то вытворишь? – зло покосился на вранового.
– Я не нуждаюсь ни в чьей жалости. Оставь ее для себя. Никто не знает, что уготовила нам судьба. Почти никто! – усмехнулся этот поганец.
Я ничего ему не ответил, а очень хотелось послать его к Бафосу и всем его помощникам разом. Сдержался. Пока что. Но если этот пернатый еще раз намекнет на то, что знает обо мне в пророчестве, точно сверну ему шею!
– Надо идти, – холодно произнес я и отправился дальше вверх по дороге.
Богдан продолжал сидеть на моем плече молча. Мог бы и полететь сам. Тоже мне – нашел перевозчика! Я двигался довольно быстро. Уже начинало смеркаться. Вдруг впереди на дереве мне удалось разглядеть забавную пичугу. Она была круглая, как маленький шарик. Перья цвета от малинового до синего переливались от заходящего солнца. Птаха заметила нас и смешно потрясла своей головенкой с тремя торчащими в разные стороны перьями.
– Тиорк! – пискнула она, когда мы приблизились.
– Что? – оторопел я и, притормозив, вытаращил на нее глаза. – Как ты сказала?
– Тиорк! Тиорк! – повторила пичуга и, вращая головенкой то на меня, то на Богдана, захлопала маленькими крылышками. – Тиорк!
– Где? – спросил ворон, а она дернулась и отлетела подальше от нас.
– Не бойся! Мы не обидим! – попытался успокоить я птаху. Она сейчас была единственной ниточкой, связывающей меня с Годаной. Она ее видела…
– Я–то уж точно! – произнес ласково этот наглец.
Взглянув на него с укоризной, я снова вернулся к пичуге.
– Где ты встречала видящую? – повторил свой вопрос.
– Тиорк! – вскрикнула она.
– Когда? Сколько раз солнце вставало после этой встречи?
– Тиорк! – ответила птаха.
– Один… Может, она еще недалеко ушла? – повернулся я к чернокрылому.
– Тиорк! Тиорк! Тиорк! – заверещала пичуга и взлетела с ветки.
– Злые… Что за? Подожди, девушек было много? – мои догадки сводили с ума.
– Тиорк! Тиорк! – подтвердила их птица.
– Она у монсогров, – озвучил Богдан то, что мне уже, итак, стало понятным.
Я замер и стал лихорадочно думать, как поступить дальше. Естественно, поток мыслей было тяжело упорядочить в таком состоянии отчаяния. Но! Мне необходимо придумать, что делать. Мой внутренний зверь был в ярости и рвался наружу спасать любимую. Рвался на немедленные поиски. Еще немного, и я уже не смогу его удерживать.
