Годы испытаний. Честь. Прорыв - страница 42

«Однако бдительность в полку слаба. Есть случаи разглашения военной тайны. В полк свободно, без пропусков, проходят посторонние люди. Расхождение между словами и делом – очень серьезный порок. Политучеба не самоцель, а средство укрепления боевой мощи части. Пустая болтовня здесь крайне нетерпима…»

Шаронов гневно бросил газету на стол. Его полные, румяные щеки побледнели, в обычно спокойных глазах появился холодок негодования.

– Откуда у него такие сведения? Инспекция высоко оценила политподготовку части. У меня есть документы. Так я этого не оставлю!

– Погоди, погоди, Федор Федорович, не кипятись. Ты же нас, коммунистов, учишь сознательно относиться к критике, а сам, оказывается, ее не терпишь.

– Да какая же это критика? Это ложь! – нетерпеливо перебил Шаронов.

– Но ведь был же случай, когда наш красноармеец отправил домой письмо и написал, чем он занимается, где стоит наша часть и куда мы выходим в лагеря. Разве это не разглашение военной тайны?

– Да, но откуда у Крилецкого сведения, что у нас через проходную ходят, как через постоялый двор? А впрочем… – вспомнил вдруг Шаронов. – Я приказал пропускать инспекторов через контрольный пункт без пропуска, чтобы избавить их от бюрократической волокиты… Вот он и отблагодарил меня. Журналистская братия для красного словца не пожалеет ни матери, ни отца.

– И все-таки, Федор Федорович, этот корреспондент прав. Вовремя он ударил нас, хотя и больно. Клуб у нас захирел. Там только танцы. Бойцам и командирам нечем больше заняться. Ты вспомни, когда у нас в полку был доклад о международном положении? Вчера я присутствовал на занятиях у лейтенанта Миронова, так они меня забросали вопросами: «Сможет ли Англия устоять против Гитлера? Почему Германия прибирает Балканы к рукам?»

– Значит, плохо проводит политзанятия Миронов.

– Плохо, – согласился Канашов. – Но откуда он может все это знать?

– Пусть регулярно читает газеты, слушает радио…

– Для командира этого мало… И вообще нам надо собрать в ближайшее время партбюро и обсудить положение дел в полку. Дальше так работать нельзя…

«Так вот он каков, этот Канашов! – возмущался в душе Шаронов. – В полку неприятности, и он пытается свалить все беды на чужую голову. Придирается… Ничего, поглядим, кто из нас прав, кого поддержат на бюро коммунисты. Может, и действительно, прав начальник штаба дивизии. Многие неполадки у нас происходят из-за семейных неурядиц Канашова. Говорят, он разводится с женой. От многих слышал я, что бывает он грубым с подчиненными, к политработникам придирается. Не понимает, что их задача вести партийно-политическую работу, а не военному делу учить. Да и на партактиве дивизии говорили, что переоценивает он себя, за славой гонится».

Раздался телефонный звонок. Канашов взял трубку, говорил комдив.

– Есть, товарищ полковник, – сказал Канашов. – Выезжаю немедленно.

Дождь только что кончился. В клочковатых тучах уже кое-где проглядывали голубые просветы неба. В открытую форточку доносился шлепающий звон больших прозрачных капель.

На столе Русачева лежало личное дело Канашова и несколько рапортов о чрезвычайных происшествиях в его полку за последние полгода.

Русачев задумчиво теребил подстриженные усы еще темные, но уже посеребренные сединой. Прошлый год на осенних смотровых учениях и инспекторской поверке дивизия могла завоевать переходящее Красное знамя, если бы полк Муцынова не подкачал со стрельбой. Тогда половина отличных оценок по всем видам боевой подготовки в дивизии приходилась на полк Канашова. «А получи дивизия переходящее Красное знамя, мне непременно дали бы генерала…»