Годы испытаний. Честь. Прорыв - страница 56
Глава тринадцатая
В середине июня, когда некоторые полки уже полностью вышли в лагерь, а на зимних казармах, где стояла дивизия, еще царили беспорядок и суматоха, из округа прибыла комиссия из нескольких командиров и политработников: она должна была разобраться с самовольным заселением дома семьями командного состава и жалобой жены Канашова на командира дивизии и политотдел.
День был пасмурный, необычно холодный для этой поры года. По небу бесконечной чередой ползли тучи, морося холодным дождем. Дороги раскисли и превратились в месиво, добраться по таким дорогам из города до военного городка было трудно. Машина ответственной комиссии застряла, и Русачев выслал на выручку лошадей. Прибыла комиссия только к обеду, все были измученные, недовольные. Полный, лысеющий полковой комиссар, с лихо закрученными штопором усами, вел себя так, будто он был наделен правами не меньшими, чем командующий военным округом. Он с ходу обрушился на Русачева. Ему буквально не нравилось все: и неотремонтированная дорога, и убогая арка ворот, через которую они въезжали в военный городок. Командиры, прибывшие с ним, глядели на Русачева исподлобья, осуждающе и многозначительно пожимали плечами.
«Теперь только держись! Они накрутят командующему про меня такого, что и во сне не приснится!»
Русачев вызвал к себе помощника по тылу и приказал встретить гостей тепло и радушно. Уже вечером, с раскрасневшимся, довольным лицом и добродушной улыбкой, полковой комиссар, возглавляющий комиссию, явился к Русачеву в кабинет и поставил его в известность о планах их работы. Сидя в кресле и покручивая ус, он улыбаясь сыпал комплименты.
– Должен сказать вам, полковник, у вас в дивизии находчивый народ. Вы бы только видели, как они ловко придумали с артиллерийской упряжью. Они тянули нашу таратайку цугом – три пары лошадей, как тяжелое орудие, при этом у них еще имелись две лошади и в резерве, на всякий случай. Ха-ха-ха! – рассмеялся он. – Не хватало лишь какой-либо кареты екатерининских времен.
Русачев поддакивал важному гостю, но надеждой не обольщался. «Все они так, – думал он. – Пока сидят у тебя в гостях, любезны, а приедут в округ и понапишут такого, что иной слабонервный прочтет и готов стреляться».
– Думаю, товарищ полковник, мы проведем эти мероприятия организованно. Конечно, прежде всего надо попытаться убедить людей, что они не правы и их действия граничат с преступлением. Мы, конечно, с начальником вашего политотдела побеседуем, с некоторыми командирами из семей, переселившихся самовольно. А чтобы у них не было предвзятого мнения, будто мы какие-то прокуроры или следователи, вначале устроим для всех лекцию. Ведь мы – политработники, и наше дело убеждать людей вескими, аргументированными фактами. Наиболее сознательные вернутся в прежние квартиры, а кто будет упорствовать, можно привлечь к ответственности… А тем временем выделенные мною товарищи изучат и доложат мне суть дела с жалобой жены Канашова. Она буквально забросала командующего и члена Военного совета письмами и в последних грозится писать в Москву наркому обороны. Вот полюбуйтесь. – И полковой комиссар извлек из портфеля подшивку писем. – Эдак листов около сотни… Квартиру у нее отбирают, а пришла к вам за помощью – отругали матом и выставили за дверь.
Русачев промолчал.
– Ну, это ладно, разберемся…
…На другой день с утра по всему военному городку были расклеены афиши. Они извещали, что вечером во вновь отстроенном клубе (который также еще не был принят) состоится лекция для жен командного состава на тему «Жена – боевая подруга командира и ее роль в семье». Приглашались и командиры, не уехавшие в лагерь.