Годы с пумой. Как одна кошка изменила мою жизнь - страница 7

И вот я сижу, киваю и улыбаюсь как дура расположившейся напротив Миле. Отчаянно хочется ей угодить. Я думаю, что меня ждет через месяц, когда вернусь домой. Все эти уничтожающие должности, с которых я увольнялась. Мне начали приходить первые приглашения на свадьбу от девочек, с которыми я была вынуждена соревноваться в школе. А я даже ни с кем не встречаюсь, если не считать «друзей», с кем иногда спала после дождичка в четверг, по пьяни и в полной тайне. И кто хочет сохранить эти ночи в тайне: я или они? Даже этого не знаю. Интересно, это в школе я освоила излюбленную тактику выживания?

Если тебя щиплют за задницу, тычут пальцем в сиськи, смеются над твоим жиром, ты улыбайся. Иногда кажется, я улыбалась так долго, что продолжаю делать это даже во сне. Ах, молодой человек, которого я считала своим парнем, – так, значит, ты уже месяц встречаешься с другой девушкой? Не проблема. Улыбаюсь. Родители, вы разводитесь? Вот это нежданчик. Но ничего страшного, если больно. Улыбаюсь. Начальник дебил. Улыбаюсь. А теперь, похоже, я умудрилась, улыбаясь и кивая, согласиться на то, чтобы меня покалечила пума.

Завтрак прошел как в тумане. Еще кружка кофе и булочки. Постепенно люди просачиваются в comedor. Они на вид измученные работой, но донельзя жизнерадостные. Только в мешке, в котором приносят хлеб, находят крысиный помет и огромных черных тараканов. Я все равно пытаюсь есть, как и остальные, но мне трудно сохранять невозмутимость: когда я откусываю немного черствого хлеба, у меня на зубах хрустит горсть красных муравьев. Ничуть не удивленная Сэмми походя комментирует, что это «всего лишь белок». Видимо, так оканчивается любая попытка хранить хлеб в джунглях… Кто нашел, того и еда.

И вот я снова на дороге. Кажется, она тянется и тянется в бесконечность, где есть только джунгли.

Готовая обложка дешевого фантастического романа – даже не читая, понимаешь: все герои обречены.

Небо не красное и не золотое. Оно ярко-ярко голубое. Девушка, стоящая передо мной, качается на пятках. Джейн. Это она привела меня сюда. На ней рабочий комбинезон, который ей слишком велик, сапоги и залихватская соломенная шляпа. Рядом с ней Оскар, и улыбка на его лице такая же залихватская. Высокий, как жираф, исключительно красивый, у него борода и резкий американский акцент. Джейн миниатюрная австралийка с черными кудряшками и носом-кнопочкой. У меня проскальзывает мысль, что этой парочке самое место в глянцевом журнале: Джейн будет балансировать у Оскара на плечах – прелестный цирковой дуэт, у которого во время представления случился несчастный случай, и оба артиста сошли с ума.

События развиваются стремительно.

Мила так красиво улыбалась. Она взяла меня за руку, помогла подобрать старую рабочую одежду и сапоги, отвела к Агустино, и я с ним расплатилась. Отдала меньше двухсот долларов, и он обещал, что эта сумма покроет все: и питание, и проживание в течение тридцати дней. А Пума по-прежнему была воображаемой, мифической.

Но сейчас…

– Так вы выгуливаете ягуаров и пум? Выводите их из клетки? На веревках?

Я пытаюсь прикинуться, что для меня такое в порядке вещей. Будто со мной подобное происходит каждый день.

Оскар бодро кивает.

– Этим мы сейчас и займемся?

Я перевожу взгляд с Оскара на Джейн и обратно, и знаю, что голос срывается на фальцет.

Глаза у австралийки – вспышки зелени под немилосердно палящим солнцем, лучи которого отражаются от асфальта и хлещут по щекам.