– Я не госпожа и ты мне никто, мерзкая ты крыса. Не смей обращаться ко мне! – отвечала она лакею. Возможно, стража, стоящая за спиной, придавала лакею уверенности. Как бы то ни было, он осмелился продолжить разговор.
– Крысу, госпожа, обычно недооценивают. В какой–то степени она даже уникальна в своей способности приспосабливаться. Она отважно сражается за жизнь и поумнее иных очаровательных двуногих особей. – Все потому, что для крысы главное – выжить, – отвечала Урсула.
– А для вас не это главное? – удивился Худон.
– Такому, как ты, этого не понять, но есть те, для кого главное не выжить любыми способами, а прожить достойно. Избавь меня от длительного общения с тобой и говори сразу, что тебе нужно, – закончила она.
– Сир Артур просил передать, что прощает вас. Он сочувствует вашей утрате и скорбит о вашем вынужденном заточении в его замке. Он обещает сделать все возможное, чтобы ваше нахождение здесь со временем стало для вас приятнее. Он понимает, что слова эти могут вызвать у вас недоверие, но время все расставит по своим местам.
– Что же он сам мне все это не сказал? – спросила Урсула, в самом деле не верившая ни единому слову.
– Когда же он успел бы? Сир Артур после вчерашнего «общения» с Вами еще не вполне пришел в себя. Чтобы своим болезненным видом не травмировать Вас и, особенно, Вашего сына, он и велел мне передать его слова, что я и исполняю.
Урсула подумала, что ее сынок был упомянут не просто так, теперь во всем ей слышались скрытые угрозы. Но странно: весь оставшийся день она убеждалась в том, что никто из окружающих не желает ей зла. Она играла с сыном, который к ее вящему удивлению и огорчению выглядел счастливым и будто полностью забыл об отце. Несколько раз он справлялся у Худона о состоянии сира Артура. Казалось, мальчик действительно полюбил убийцу своего отца, и это разрывало сердце его матери.
Под конец дня, уложив сына, Урсула согласилась выполнить просьбу приставленных к ней служанок и принять ванну. Под их восхищенные вздохи и ахи она скинула одежду и погрузилась в тёплую воду, наслаждаясь ароматом масел; положив голову на подушку в изголовье ванны, она впервые за эти страшные сутки облегченно вздохнула. Мрачные мысли, терзавшие ее душу, покинули бедную женщину, и засыпая незаметно для себя, она мысленно произнесла:
– В этом доме не желают мне зла…
Вдруг кто-то схватил ее за волосы и потащил по полу. От внезапности Урсула, такая боевая и готовая ко всему, начала жалостно кричать. Ответом на ее мольбы стал дьявольский смех.
– Теперь ты не такая смелая, тварь! – говорили ей в ответ на ее мольбы.
Около десяти девушек, ласкавших и обслуживающих ее весь день, топили ее в воде, затем вновь бросали на пол, нанося удар за ударом.
Даже в самом страшном сне Урсула не могла бы представить, что ее подвергнут при жизни таким мучениям. Когда ее привели утром в ее комнату, девушка едва сохраняла рассудок. Ее положили на кровать, бережно погладив волосы перед уходом. Она ясно поняла, как ошибалась, думая, что готова ко всему. Ни смерть мужа, ни вынужденное заточение с сыном у этого безумца не сломали ее. Все произошедшее с ней до этого она воспринимала, как испытание.
В ее семье всегда учили надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Но к тому, что произошло вчера ночью, она была не готова. Те, кто пытал ее, не могли быть людьми. Урсула была твердо убеждена в том, что это были посланницы преисподней, специально обученные тому, как мучить человека. Она никогда не забудет лица этих ведьм, не знающих предела жестокости. На следующую ночь все повторилось…
