– Молитва нам сейчас очень пригодится, – скорбно кивнул король, как будто враги уже обложили со всех сторон его крепость. Да он еще не познал ни лишений, ни голода: на столике с витыми ножками стояла ажурная ваза с сочными нетронутыми фруктами. Невидаль какая… Рано еще молиться, когда хватает еды, как считал Рехи, и со злобной завистью рассуждал: «Этот слабак проиграет, по лицу вижу. Он не выживет с таким настроем, слишком надеется на высшие силы, слишком мало верит в себя. Жалкий паникер».
– Да помогут нам Митрий и Двенадцатый! – кивнул в ответ другой жрец в бордовом балахоне. Лицо его скрывал капюшон, плащ скрепляла у горла застежка в виде головы гепарда.
– Пусть будет милостив тот, кто вечно плачет за мир, – вторил ему другой жрец. Они превратили военный совет в обмен любезностями. Но шикнуть на них никто не посмел.
«Что? Митрий? Да ты в одной шайке с Двенадцатым Проклятым! Крылатая ты тварь, тебе еще молились, а ты допустил все это», – возмутился Рехи. Хотя он уже сомневался, виноват ли во всем этом один семаргл.
Картинка сменилась, Рехи надеялся проснуться, вынырнуть из бесконечной череды кружения по чужим сознаниям и воплощениям. От сна он лишь больше уставал. На мгновение его пробудила острая боль в ране, но не вернула к реальности, лишь отозвалась тошнотой и слабостью, огрела со всего размаху волной озноба, а потом снова сшибла в забытье, снова в этот вязкий, тягучий кошмар благообразия прошлого мира.
На этот раз Рехи оказался на обширной каменной террасе, увитой побегами винограда. С нее открывался чудесный вид на огромный город: разноцветными точками маячили всевозможные каменные строения с черепичными и соломенными крышами, где-то вились артерии и вены улиц, по ним текла суетливая толпа, доносилось ржание лошадей, разнообразные окрики. На многочисленных башнях развевались лиловые флаги с гербом в виде руки, сжимавшей фигурно вырисованное пламя. «Свет Двенадцатого да пребудет с нами!» – гласил девиз, начертанный вокруг рисунка. Хотя расстояние вряд ли позволило бы четко рассмотреть, скорее «другой» Рехи знал эту фразу наизусть.
«Это что, я иду набить морду божеству?! Ну что они все ему так поклоняются? Двенадцатый… Тринадцатый… Сумеречный Эльф Тринадцатый. И что? Видел я и Сумеречного, и как Митрий придавил его к земле, и в деревне людоедов у столба. Вполне себе человек. Ну, почти», – заключил Рехи. Его упрямство не позволило бы усомниться в верности собственного безумного плана, кем бы ни был Двенадцатый Проклятый. Делалось обидно за всех этих далеких непонятных людей, за их наивную веру, ведь с ними просто играли, не лучше, чем с корабликами на той карте.
«Какой мир разрушили, какой мир… Сколько тут еды!» – ахал и охал Рехи, пока не заметил сидевшую на скамье девушку. Она рассматривала город у подножья дворца. От нее веяло неземной печалью. Легкий синий шелк закрытого платья струился по полу длинным шлейфом, черные локоны рассыпались из высокой прически вдоль покатых плеч. Ее тихое смирение кардинально отличалось от необузданной красоты Лойэ. Она очаровывала, словно от нее веяло прохладой вечернего моря, тогда как от Лойэ всегда летели незримые искры.
«Ох, как бы она сейчас ревновала!» – усмехнулся Рехи, невольно сравнивая девушек. Определенно, в прошлом женщины выглядели какими-то совсем беспомощными, как куклы, которых мастерили из обрывков кож маленькие девочки в деревне. Разве удастся отбиться от ящера в таком неуклюжем балахоне, да еще расшитом жемчугом? Новой знакомой вряд ли приходилось хоть когда-то держать в руках оружие. Может, и зря.
