- Вот! – Сандра все же отщипнула от булки. – Официанткой я всегда устроюсь… ну и собрала вещички… поехали… Дан, конечно, скотина еще та, но честный… квартирку вот нашел… и сессию устроил… я тогда так умаялась! Теперь вот просмотры… каждый день просмотры… а еще я пою немного… хочешь послушать?
- Сейчас? – Тельма очнулась.
Что она делает?
Сидит. Доедает булку, кажется, третью или четвертую, а может быть, и пятую, но главное, что это чужие булки, и квартира чужая, и жизнь, в которую ее, Тельму, за какой-то надобностью тянут.
- Нет, - рассмеялась Сандра, и голос-колокольчик спугнул недавние страхи. – Я в «Веселом колибри» выступаю. Знаешь?
- Нет. Я… в городе недавно.
- Это рядом. Еще одна дыра, но хотя бы платят. Дан говорит, что главное клиентуру наработать, а потом прорвет…
Сандра вздохнула.
- Ты как?
- Что? – этого вопроса Тельма не ожидала.
- У меня тетка… она такая же… то есть, чтица… не очень сильная, но все равно… с шерифом работает… округ-то тихий, но порой случается… она как-то даже пить начала, говорит, что чужая память не уходит. И поэтому нет у нее никого… ну, понимаешь?
Тельма на всякий случай кивнула.
- Был один… тетка влюбилась, а потом вот прочла… ну, она не говорила, чего прочла, только выставила его, а потом плакала… я помню… и она говорила, что когда я болтаю, ей легче становится… я тебя увидела и подумала, вдруг да тоже легче станет.
- Стало.
- Хорошо, - Сандра улыбнулась. – Ты не подумай, что я лезу, просто… тут так… холодно… особенно осенью… говорят, по осени старые боги оживают. Но это же ерунда, да? Ты ведь не веришь?
Тельме вспомнился подвал.
И певичка-светлячок, перерезанная пополам автоматною очередью, светловолосая, пусть и не такая яркая, как Сандра, но все же. И удушающий аромат крови, а может альвийских духов. Истончившаяся грань и жадное внимание того, кто прятался за этой гранью.
- Не верю, - солгала она, стряхивая ненужную память.
Прочь.
Чужое.
Не существует ни Бездны, ни тех, кто в ней заперт.
- Вот и я думаю… ерунда… тебе поспать надо. Тетка говорила, что если выспаться, тогда отпускает…
Хорошо бы.
Только Тельма подозревала, что сон не принесет ей отдыха.
Ошиблась. Снилась светлая столовая, и ветерок, который тревожил занавеси. Фарфоровый кофейник с серебрением. Полупрозрачные чашки.
Булочки с корицей.
- Гаррет, дорогой, не хмурься. Подумаешь, статья… - мама сидела в полоборота, в короне солнечного света, такая легкая, такая воздушная. – Кто и когда верил газетам?
Листы упомянутой газеты шелестели. Сама эта газета, свежая, остро пахнущая типографской краской – Тельма уже тогда запахи ощущала ярко – встала черно-белой стеной. За стеною прятался Гаррет.
И хорошо.
Тельме не хотелось его видеть. И вообще, зачем он остался? Он ведь никогда прежде не оставался на завтрак, а тут вдруг. Даже аппетит пропал, хотя прежде на отсутствие аппетита Тельма не жаловалась.
- Ты не понимаешь, - голос звучал раздраженно. – Из-за этой статейки пострадает мой имидж…
Мама фыркнула.
О ней писали много, часто и не всегда хорошее. Конечно, от Тельмы нехорошее старались скрывать, но она умела слушать, а во взрослых разговорах можно было услышать многое.
- …моя мать будет недовольна.
- И что? – мама пила кофе.
И жмурилась от удовольствия.
- И моя карьера… - он все же отложил газету. – Элиза, ты же понимаешь, что скоро выборы. И на моей репутации не должно быть пятен…
