Они провели мужчин в книжный магазин, и Бенедикт открыл пульт управления сигнализацией.
– Я так и думал, вы нажали не на ту кнопку, – сказал он и нарочито терпеливо продемонстрировал порядок действий.
Перед выходом из магазина он остановился у шкафа с книгами.
– О, вы его починили? Я бы сам это сделал, – раздраженно сказал он.
– Бизнес есть бизнес, – произнес Бенедикт, когда включил двигатель, – но мне бы хотелось, чтобы я мог себе позволить выбирать клиентов. Видел, что они поставили на место алтаря? Стол с книгами о сверхъестественном. Хотя для тебя, наверное, нет никакой разницы.
Крейг пробормотал что-то в ответ, и они подъехали к отелю. Женщины уже ушли.
– И помни, что я прошу деньги не только для себя, – сказал Бенедикт по дороге к коттеджу. В свете фар клубилась дымка.
Вера уже спала. Крейгу хотелось поговорить, и он чувствовал себя одиноко. Он лег рядом с ней, ощутил, как заныли кости, и попытался заснуть, пока они ему не помешали. Резкая боль в левой икре разбудила его. Погружение в сон было похоже на падение в заброшенный ствол шахты, воспоминание из детства, которое всегда подстерегало его во сне, когда он нервничал. Он пристально смотрел на лунный свет, пробивавшийся сквозь занавески. Потом закрыл глаза и поплыл по течению, пока одна мысль не поразила его. В ресторане отеля у него на мгновение возникло ощущение, что посетители не просто знают друг друга. Всем им известно то, чего не знает он, и они чего-то ждут.
– Во что мы только что въехали задним ходом, мистер Угрюм?
– В какого-то идиота на тротуаре, месье де Прессье.
– Мы, наверное, промазали. Он все еще стоит на ногах. Что б меня, а сейчас-то он что делает?
– Колотит по багажнику, будто мы его не заметили. Ого, он его открыл.
– Эй, что на тебя нашло? Убери руки от моей машины, или я полицию вызову.
Юстас слишком поздно понял, что ему не стоило начинать импровизировать, потому что теперь он не мог придумать завершающую шутку.
– Такая история со мной на самом деле произошла сегодня здесь, в Шеффилде. Только никому не рассказывайте, хорошо? – сказал он своим нормальным голосом.
Хотя в наушниках, которые ему выдали, его голос звучал как-то чужеродно, слишком высоко и нервно, и региональный акцент проявлялся нарочито сильно. Он мог видеть свое отражение в окне студии рядом с терпеливым лицом продюсера, его волосы торчали дыбом над вспотевшим лбом, рот был лишь немного шире крупного носа. Он округлил губы, придав рту форму буквы «О», его лицо стало похожим на восклицательный знак, и продюсер впервые рассмеялся. Но это не телевидение; Юстас проходил прослушивание на радио. Самое главное – продолжать говорить.
Не следовало так рано примерять образ Угрюма и де Прессье. Надо было правдиво рассказать об инциденте, как он ударил по багажнику и водитель обвинил его в попытке кражи вещей из машины. Тогда можно было бы перейти к тому, что произошло в банке. Кассирша не поверила, что подпись на чеке, который он выписал для обналичивания, была его, и, когда он снова подписал чек при ней, то, что получилось, оказалось еще меньше похожим на подпись на его чековой карточке. Кроме того, она рассматривала его фотографию в профсоюзном билете с таким видом, словно тот был куплен в магазине приколов. Вполне типичный день, и он упустил свой шанс использовать его в своем выступлении. Оставалось перейти к другой заготовке, которую он собирался оставить на конец.
