– Как я люблю тебя? Дай сосчитать,[4] – произнес он торжественно и больше уже не мог выносить звук своего урезанного голоса, поэтому снял наушники. – Один… Два… Еще два раза в воскресенье… Четыре, если считать бывшую зазнобу… Пять, когда ты…
Он все еще слышал свой голос, писклявый, мышиный. Ему не удалось выжать смешок, даже улыбку, у продюсера. «Только никому не рассказывайте, хорошо?» – сказал Юстас, надеясь, что на этот раз тот поймет, что это его коронная фраза. Сначала он не сообразил, почему продюсер начал очерчивать круги пальцем в воздухе. Но когда тот провел им поперек горла, то пробормотал «спасибо» и вскочил на ноги, уронив наушники на пол, потом споткнулся о провод и несколько раз дернул на себя дверь, пока не осознал, что она открывается от себя. Выходя из студии, он услышал:
– Ты же согласишься, что только зря пленку потратили, не говоря о моем времени.
– Ему нужна настоящая публика, Энтони, – ответил его коллега, который пригласил Юстаса.
– Что ты мне предлагаешь, Стив, позвать людей с улицы?
– Нет, просто посмотри его на его территории. Ты сам сказал, что нужно давать больше шансов местным талантам. – Он повернулся к Юстасу, который закончил вытирать пот со лба. – Когда твое следующее выступление в том пабе?
– В «Одноруком солдате»? В следующий четверг.
– Мы в любом случае едем в Манчестер на той неделе, Энтони. Ну же, доверься мне. На обратном пути заедем на выступление Юстаса, и если ты и тогда не увидишь в нем то, что увидел я, то обещаю угостить тебя ужином.
– Сообщу о своем решении. К концу этих прослушиваний мне, возможно, захочется врезать первому встречному клоуну по носу.
– Слышал, Юстас? Он пошутил, так что еще есть надежда, – Стив взял Юстаса под локоть и вывел на улицу. – Я знаю, ты меня не подведешь.
Не подведу, поклялся Юстас, когда автобус выезжал из Шеффилда. Желтоватые выемки шахт покрывали травянистые склоны; водохранилище, словно упавший кусок облачного неба, простиралось до горизонта, опускаясь по мере того, как автобус с трудом продвигался вверх. В следующий четверг его жизнь может измениться. Он больше не будет простым почтальоном из Мунвелла, развлекающим в свободное время посетителей паба. У него внутри прятался другой человек и ждал, когда его заметят. И тогда Фиби Уэйнрайт наконец обратит на него внимание.
Юстас вышел из автобуса на краю соснового леса и пошел через зеленое спокойствие. По дороге он повторял свои заготовки. «Чай в чайнике, мистер Угрюм». «Ему там самое место, месье де Прессье». Они являлись квинтэссенцией северной суровости в худшем ее проявлении. Причем этих героев сложно было назвать пародийными, судя по реакции посетителей паба, узнававших в них себя.
Когда он вышел из леса, в лицо ему подул резкий ветер. Горный хребет над городом на фоне облачного неба казался обугленным. «Не пропустите выступление Юстаса Гифта в „Одноруком солдате“, – объявил он под звук воображаемых фанфар, – только не рассказывайте никому, хорошо?» Он проглотил последние слова, так как заметил, что его слушают. Какой-то человек отдыхал на поросшей папоротником насыпи у дороги.
Мужчина положил свои большие ладони на колени и поднялся. Он был одет в джинсовый костюм и ботинки на толстой подошве, а в руке держал рюкзак. Лицо у него было угловатое, скулы выдавались вперед; волосы коротко подстрижены. Его глаза были пугающе голубыми. Юстас спросил из вежливости:
