– Надеюсь, доходчиво? Скажите своим друзьям в книжном магазине, что мы думаем о тех, кто продает непотребства невинным детям.
– Не уверена, что у Бутов можно купить комиксы, – сказала Диана. Но с тем же успехом она могла и промолчать. – Теперь я пойду, с вашего позволения.
Она поспешно вышла из затхлой комнаты и пошла вдоль блестящего пропитанного желчью коридора, мимо своего пустого класса. От нее требовалось не только учить детей, но укрепить их выносливость, подготовить к нескольким годам наедине с супругами Скрэгг. Но как подготовить к этому таких ребят, как Эндрю? Она вышла из школы и подставила лицо солнцу. С тех пор как Диана приехала в Мунвелл, она смутно чувствовала, что у нее есть какое-то предназначение, только не понимала, какое именно.
Несмотря на то, что лето принесло в город множество незнакомых лиц, дела в «Бутс Букс» шли вяло, и Джеральдина решила заглянуть в магазин Биванов. Джун Биван пылесосила витрину с рюкзаками, примусами и альпинистским снаряжением, ее длинные каштановые волосы с проседью разметались по лицу. Она выпрямилась, все еще сутуля плечи.
– Джерри, вы зашли просто поболтать? Нельзя потакать капризам Эндрю.
– Я в любом случае собиралась прогуляться мимо школы, – солгала Джеральдина. – Так что мне не сложно зайти за ним.
– Что ж, очень мило с вашей стороны. Мы очень ценим то, что вы с мужем так к нему добры. Надеюсь, он говорит вам то же самое, если вообще говорит.
– Он становится общительным, когда привыкает к людям.
– Правда? Значит, ко мне он так и не привык, – маленькое пухлое личико Джун словно окаменело. – Хорошо, тогда не буду вас задерживать, или он так и останется стоять возле школы и люди подумают, что он никому не нужен.
Нет, нужен, подумала Джеральдина, и тебе он должен быть нужен – но не следует так поспешно судить о людях.
Биваны подружились с ней и Джереми, когда миссис Скрэгг из школы пыталась настроить людей против них, распространяя петицию против использования бывшей часовни в качестве книжного магазина. Некоторые из тех, кто не подписал тогда ту петицию, теперь чувствовали себя виноватыми, даже если не ходили в церковь. Особенно это касалось тех горожан, чьи дети учились в классе миссис Скрэгг. Джеральдине хотелось сказать этой женщине все, что она о ней думает, но не сейчас, не на глазах у Эндрю. Она пошла к школе по Хай-Стрит, мимо магазинов, торгующих одеждой и шерстью, картинами местных художников и окаменелостями, собранными на горных вершинах.
Эндрю прятался за каменным воротным столбом и грыз ногти. Он сунул руки в карманы своих длинных серых фланелевых шортов, отвел взгляд от Джеральдины и улыбнулся.
– Ты выглядишь хорошо, но немного неряшливо, – сказала она.
Он посмотрел на свои чумазые ноги и спущенные носки и, казалось, замкнулся в себе.
– Не переживай, умоешься, – сказала она и взяла его за руку.
Любой восьмилетка в конце дня должен быть чумазым, растрепанным и уставшим. Джонатан точно был бы таким. Но неправильно думать о нем при Эндрю.
– Ты со мной сегодня не разговариваешь? – спросила она.
– Нет, – сказал он со сдавленным смешком.
Они шли молча, пока не показался магазин его родителей. Время от времени он поглядывал на нее, когда думал, что она не видит, и заметил кучу лошадиного навоза на краю тротуара, только когда наступил на нее.
– Хрен по роже, – пробормотал он и машинально вздрогнул.
