– Бродят по нашей земле недобитые уроды-волайты. Нет-нет, то один, то другой где-нибудь покажется. Если поймаете, ждёт вас награда, если будете укрывать – голова с плеч.
Замерли деревенские, головы вниз опустили. Вперёд выступил староста:
– Не было и нет у нас никого чужого, добрый человек. Живём мы уединённо, большие дороги, а вместе с ними и чужаки, обходят нас стороной.
– Как знаете. Я предупредил. А теперь накормите отряд и разместите на ночлег, утром двинемся в путь.
На следующий день после ухода солдат пришли староста и ещё трое мужчин в дом вира Кордиса:
– Как только вчера офицер заговорил о волайтах, поняли мы, что за дочка у вас появилась, что за маленький горбик на спине у такой красавицы. Не бойтесь, никто в деревне не выдаст её. Полюбилась всем Спэй своей добротой и лаской. Рядом с ней любая работа становится легче и всё лучше получается. А её улыбка прогоняет тучу с самого хмурого лица. Но крылья пусть продолжает прятать, мало ли, кто чужой забредёт, или солдаты вновь неожиданно нагрянут.
Поклонились и ушли. А жизнь потекла дальше своим чередом, как будто ничего не произошло.
Год с лишним минул, и как-то осенью, когда зима уже стояла на пороге, появился в деревне странник, совсем ещё молодой, но худой, измождённый и слепой. Глаза словно заволокло белёсым туманом. В тёмных волосах седые пряди мелькают. Шёл и палкой впереди себя дорогу простукивал. Несколько старушек вышли к нему навстречу, вынесли хлеб и тёплое молоко, стали к себе зазывать, отдохнуть и обогреться. Хлеб взял, молоко выпил, а в гости зайти отказался.
– Спасибо, добрые люди. Нет ли у вас какого-нибудь заброшенного строения: амбара или сарая? Там бы я и остановился перезимовать, если никто возражать не станет.
На самом краю деревни, почти на опушке леса, был старый покосившийся дом, в котором уже много лет никто не жил. Отвели незнакомца туда, помогли растопить печь, принесли дров и кое-какой еды, убрали паутину и вымели мусор. В старых сундуках даже одеяла нашлись, некоторые, правда, были подпорчены молью. И ушли. Он вздохнул с облегчением, оставшись один, так как не привык к такой заботе, а потому вызывала она у него чувство неловкости и беспокойства. Как жил пришлый в этом неказистом доме, чем занимался, никто толком не знал. Но каждый день кто-нибудь приносил к его порогу корзину со съестным. И всё чаще это делала Спэй. Кому, как не ей, было знать об одиноком голодном скитании.
И всё больше донимало её любопытство: кто он такой, откуда пришёл, куда и зачем собирается отправиться весной. И вот однажды девушка робко постучалась в дверь и вошла, не дожидаясь ответа. И стала приходить каждый день. Что-то очень сильно тянуло её сюда. Она убирала, готовила, топила печь, тихонько напевая свои незатейливые песенки. А слепец прислушивался и не прогонял её. Иногда Спэй рассказывала ему о жизни в деревне, о людях, населявших её. Он всегда молчал, лишь изредка слово слетало с его губ. Девушка несколько раз пыталась узнать, как его зовут, но так и не добилась ответа. О её имени странник не спрашивал, и как-то так получилось, что сразу она не назвала его, а потом было уже ни к чему.
Закончилась зима, и скиталец засобирался в путь.
– Не уходи, останься, – попросила Спэй.
– Не могу, я должен уйти. Мне слишком хорошо здесь, – такой длинной фразы от него девушка ещё не слышала.
– У меня день рождения в середине весны. Останься хотя бы до него. Мне будет очень грустно, если ты уйдёшь.
