Голубь Святой Софии - страница 20

На следующий день Тамара отправилась на Московский вокзал и, отстояв огромную, нервную очередь, купила билет до Старой Руссы. Перрон был заполнен ленинградскими детьми, отправлявшимися в эвакуацию с другого пути. День был жаркий, и дети были одеты в трусы и белые рубашки с красными галстуками, словно перед отправкой в пионерлагерь. Оживленные физиономии ребятишек резко контрастировали с тревожными лицами провожающих их матерей и бабушек.

…В вагоне было душно. Тамара вышла в тамбур. Глядя на проплывающие мимо пригороды Ленинграда, она вспоминала свидания с женихом. Обычно они встречались у решетки институтской ограды. Сергей вручал ей маленький букетик цветов, брал за руку, и они бродили по улицам и набережным, не замечая, что на город уже легла сумеречная дымка. Потом он ждал, когда зажжется свет в ее окне, она махала ему рукой и смотрела, как исчезает во тьме его силуэт.

Поезд остановился.

– Станция Лычково! – объявила проводница.

Тамара вышла на перрон. Из толпы к ней вдруг кинулась простоволосая женщина:

– Девушка, милая, вы не видели моего Вовочку? Представляете, вела его в садик и оставила здесь буквально на минутку. Вернулась, а его уже нет!

– На прошлой неделе немцы детский эшелон разбомбили, – сказала проводница, когда женщина отошла. Ее круглое лицо исказилось от боли. – Зверье! Нелюди! Видели, что дети в вагонах, а все одно бомбили! Сколько детишек тут полегло, никто не знает. Ручки-ножки детские потом с проводов снимали. Теперь вот матери из Ленинграда примчались, своих ребятишек ищут, некоторые, вот как эта, от горя с ума съехали.

Поезд давно тронулся, а потрясенная Тамара не могла прийти в себя. Ее трясло как в ознобе.

…В Старую Руссу поезд пришел уже вечером. На перроне к вагону гурьбой бросились несколько хорошо одетых женщин.

– Поезд дальше не идет, – монотонно отвечала проводница на их тревожные расспросы. Расстроенные женщины вернулись к своим чемоданам.

– Еврейки с нашего курорта, – объяснил местный мужичок в надвинутой на глаза кепке-шестиклинке. – Ишь забегали! Знают, что с ними будет при немцах. А и поделом! Попили жиды нашей кровушки, пришла пора ответ держать!

– Да как вы можете! – возмутилась Тамара. – Не боитесь, что это вам за такие слова придется ответ держать?

– Напугали бабу толстым хреном, – нагло ухмыльнулся тот. – Я свое еще на зоне отбоялся. Немец-то, слыхать, уже к Демянску подходит. Скоро у нас тут вовсе другая жизнь начнется!

Стояла небывалая жара. Волхов мелел на глазах, у берегов появились мели, поросшие осокой. На западе вспыхивали зарницы и гремели ночные грозы. А потом раскаты грома сменились залпами орудий, а всполохи зарниц – огнями пожаров.

Новгород был объявлен на военном положении, по улицам ходили патрули. В городских зданиях разместились штабы и казармы. В Антоньевом монастыре обосновалось командование Северо-Западного направления во главе с маршалом Ворошиловым.

Фронт стремительно приближался. Девятого июля пал Псков. Падение «младшего брата» ошеломило новгородцев. Говорили, что немецкие танки делают по сто километров в день, почти не встречая сопротивления. Новгород захлестнули толпы беженцев. Потянулись грузовые и легковые машины, повозки, нагруженные скарбом, стада крупного и мелкого скота.

Вопрос об эвакуации Новгорода, еще недавно считавшийся паникерским, перестал быть вопросом. Руководила ею «тройка», заседавшая в здании горсовета. Спешно вывозили в глубокий тыл промышленное оборудование, началась массовая эвакуация гражданского населения. Люди шли пешком, ехали на велосипедах, уплывали на баржах, с тоской провожая взглядами уходящий вдаль любимый город.