– Да, приглашаю тебя на банкет по поводу публикации моего романа “Жизнь и бизнес честного лоха в современной России”. Книга выйдет в солидном издательстве, где печатаются известные люди, придерживающиеся разных взглядов. К примеру, Михаил Ходорковский и Владимир Жириновский. А в университет я не вернусь, даже если предложат должность ректора.
Мысли вернулись в недавнее прошлое.
На 1-ое июля было назначено последнее для многих преподавателей заседание кафедры, после которого уходящая на пенсию заведующая намеревалась устроить прощальное чаепитие. Наина Петровна всегда отличалась щедростью. Так что можно было предположить, что, несмотря на дороговизну, будут выставлены напитки и закуски, которые мало кто из членов кафедры мог себе позволить.
Накануне вечером я долго пыталась ответить на вопрос: идти или не идти? Те, кого я любила, скорее всего, проигнорируют это заседание из-за чувства обиды за то, что сократили именно их. Что касается меня, то, несмотря на мою открытость и доброжелательное отношение к людям, мне всегда казалось, что меня слегка недолюбливают, хотя все клялись в обратном. Однако, нет-нет, да и вырвется из уст “подруги”: “Да кому нужны твои книги?!” А потом, спохватившись, она же начнёт тараторить: “Ты не то, что мы, ты человек творческий. У тебя есть хобби – твои собаки, дача, новые сюжеты, которые постоянно рождаются в твоей голове. А у нас ничего нет, кроме работы”.
Мерзкая жаба, профсоюзный лидер Марина Фомичёва, сидеть за одним столом с которой мне особенно претило, будет, как всегда, доминировать. Это она составляла списки увольняемых. При этом всех, кроме меня, Марина опрашивала, есть ли особые причины держаться за работу. Про мою ситуацию ей было известно всё. У меня одиннадцать собак, три кота, две кошки, лесной ворон, четыре горлицы, одна птичка певчая и два карася. Муж зарабатывает неплохо, но ему уже семьдесят, здоровье неважное, и каждый вечер, если он задерживается и не отвечает на звонки, я в состоянии панического ужаса хватаю какую-нибудь собачонку и выбегаю на улицу его встречать. Дома могу остаться, только приняв транквилизатор: воображение рисует ужасные картины того, что меня ждёт, если, не дай бог, с ним что-нибудь случится, и мне придётся кормить всю эту ораву на свою пенсию, более трети которой уходит на оплату ЖКХ.
– Зато у тебя будет масса времени для прогулок в парке с твоими питомцами, – так меня утешали товарищи по несчастью.
В нашем парке повсюду развесили кормушки и домики для белок. Только вот беда, богатые люди здесь не гуляют, а пенсионерам не по карману покупать орешки для белок по тысяче рублей за килограмм. И прыгают от одной пустой кормушки к другой тощие бельчата с облезлыми хвостами.
Мне необходимо было поработать хотя бы год, чтобы Антон сумел поднакопить, как говорится, на чёрный день. Но эта Марина не переваривала меня за то, что я талантлива, за то, что не хожу перед ней на задних лапках. Сейчас профорг не может сделать ничего полезного для членов профсоюза. Но по старой памяти, когда от ходатайства Марины зависели материальная помощь сотрудникам, бесплатные путёвки в санатории, получение почётных грамот, начальство по-прежнему советовалось с ней по всем вопросам, в то числе и по вопросам увольнения. Накануне мне даже приснилось, что вся кафедра толпится в туалете, а Марина сняла штаны, выпятила свою огромную рыхлую задницу и приказала: “Кто хочет остаться, лижите!” И всё же я решила пойти: кто в наше время откажется пожрать и выпить на халяву?!
