Голубой Майзл. Роман-сюита - страница 5



Не буду тебя томить больше, и так сколько выдержала, бедненькая. В ящике были бумаги, фотографии и коробочка. Всё было аккуратно разложено по папкам – кто-то готовил содержимое основательно и без спешки. Я просмотрел вначале бумаги. Письма, какие-то документы на разных языках – чешском, немецком и английском; сертификаты и справки. Один документ со звездой Давида на титуле был на английском… Делаю тут сознательную паузу.

Сис, мы оба слышали о пропавшей земле, купленной нашим прадедом в Палестине. Не мучься догадками, это был он – пропавший документ, подтверждающий право владения. Так что отныне мы с тобою, как единственные наследники прадеда, становимся землевладельцами трёх гектаров земли обетованной. Очень надеюсь, что там уже не пустыня. Ты рада? Не слышу!

Фотографии и остальное я быстро пролистал – незнакомые совсем люди, пара других снимков бабушки, возможно, её братьев и, видимо, прадеда. Но в одной из папок я наткнулся ещё на один сертификат из плотной бумаги с водяными знаками и тиснением, на английском. Заголовок гласил – «DIAMOND CERTIFICATE». В графе «WEIGHT» значилось 41,5 CT. Насколько я понял, бумага подтверждала подлинность какого-то гигантского, по-моему, бриллианта размером с целого мышонка.

А давай снова сделаем перерыв? Я пойду опять перекурю на балкон, в номере тут курить строго-настрого, датчики какие-то кругом, заодно и подумаю, как тебе выложить всё, чтобы ты сошла с ума не сразу, а хотя бы постепенно.

И вот как я придумал сказать: дорогая моя сестра и вообще, как писал какой-то классик, свет моих очей, теперь ты никогда не будешь думать о хлебе насущном, и тут пафос как нельзя опять кстати, не будешь больше считать деньги до следующей зарплаты твоего Гонзы-охламона. Теперь ты свободна, ты можешь жить и творить, как захочешь и где захочешь! В коробочке, которую я в начале осмотра небрежно оставил на потом, грешным делом подумав о какой-то награде, лежал он – тот самый наш Голубой Майзл… Всё. Сказал… Ты села? Ты не упала? Потому как я чуть не упал вместе с камнем, держа его в потных руках и постепенно проникаясь происходящим со мной. Мы с тобой отныне БО-ГА-ТЫ. Знаешь, что это значит? Мы, например, сможем выкупить наш семейный дом у этих русских снобов. И переехать туда жить – туда, где родился наш прадед, наша бабушка и даже подгадавшая с рождением до его продажи мама. Сис, ты представляешь, мы вернём своё родовое гнездышко – и для твоих детей, и, надеюсь, для будущих моих. Ну? Ты рада?

Всё, пожалуй, на этом я и закончу – устал. Столько эмоций я не переживал даже во время своей пуберты. Я забрал Майзл с собой в гостиницу, хочу его подержать, почувствовать его, ведь к нему прикасались и наш прадед, и бабушка. Завтра я его снова верну в банк. Они пообещали мне дать ключ и записали тебя в качестве второго лица для доступа. На всякий случай, тук-тук, перешлю сейчас тебе следующим письмом фотографию бабушки и все банковские документы. А пока только саму эту запись – лови и слушай. Целую, Сис. До встречи в Праге. Всё, пока, пока…

Эта диктофонная запись была сохранена в текстовом формате и переведена на немецкий язык с языка чешского судебной переводчицей Магдалиной Глицер по просьбе криминальной полиции кантона Берн и отдела по расследованию особо опасных преступлений города Берна.

Нью-Йорк. Дрезден

Разрешите представиться. Я – молодое дрезденское кафе. После своего рождения я неприлично долго оставалось безымянным. Но когда нерешительность моего хозяина – господина Юлиуса Петтермана – стала вызывать вопросы у посетителей, очень, очень к месту вышел новый фильм Алана Паркера, и у меня наконец-то появилось достойное имя – Эвита. Мне не пришлось привыкать к нему долго, и я очень быстро стала думать о себе исключительно как о женщине. Для нас, кафе, это важно. Я знаю тут неподалеку парочку местных забегаловок с какими-то странными унисекс-названиями. Представьте себе, они так и не смогли определиться со своим родом. Скажу вам откровенно: для приличного немецкого заведения это просто беда. Мало того, что клиенты чувствуют себя в них не очень уютно, так они ещё и едят там без особого удовольствия.