Женин телефон, конечно, остался дома.
Время – без четверти одиннадцать.
Район – не совсем благополучный.
Пешеходный переход далеко от нашего дома, проще так перебежать.
Субботняя пьянь на улицах.
Придурки на машинах.
Лица иной национальности.
Уже темно.
Ребёнку шесть лет. Ребёнку шесть лет!!!
Бегу к её подружке – а она уже дома, подружка эта. Жени у неё нет, и не было. Бегом пробегаю все окрестности. Отгоняю панику, но в животе уже предательски холодеет, в голове мерно, в такт бегу, бьётся единственная фраза – «я сейчас приду домой, она уже дома. Она уже дома, она уже дома, она уже дома, она уже до…»
На игровой площадке и в песочнице её нет. Магазины уже закрыты. Возле фонтана нет. В речпорт она не пойдёт, ибо тут я непреклонна – без меня там делать нечего. Влетаю на пятый этаж, распахиваю дверь домой… Дома её тоже нет.
Иду обратно на улицу.
Пытаюсь успокоиться. Мелькают мысли – что делать? Что мне делать-то, если?.. Куда звонить, если?.. Не додумываю, мне становится страшно. Стою возле дороги, озираюсь. На меня оборачиваются прохожие – у меня дикий, наверное, вид. Как вдруг…
Знакомый рёв. Куропатка идёт вдоль дороги, и плачет горючими слезами. «Где же моя мамочка? Я пришла домой, а мамы нет дома… Куда же ты ушла?!» И всё в таком духе. Плач Ярославны.
Бегу через дорогу, наплевав и на придурков на колёсах и вообще на все правила перехода дороги в неположенном месте. Хватаю это чудовище в охапку и молча иду домой. У меня нет сил ругать её – она просто пошла другим путём, товарищи. Она прогулялась просто. А я, такая вообще нехорошая, взяла и ушла из дома! Куда, спрашивается?!
…Она испугалась не меньше меня. Это же моя личная маленькая фобия – прийти домой, обнаружить, что везде горит и свет и никого не найти! Честно, я этого с детства боюсь. Поэтому и не ругаю. Дома популярно объясняю, что в моём понимании значит – проводить подружку «до дороги» и сколько это должно занимать времени – минимум, максимум. Ещё говорю ей, что я испугалась за неё. Очень, очень, очень. И что не нужно выходить из дома на неопределённое время без телефона (хотя бы!). На самом деле я стараюсь говорить спокойно, логически обосновывать каждую мысль, меня потихоньку «отпускает». И тут мой голос начинает дрожать. Предательски, да. Я отворачиваюсь, ком в горле. Быстренько сворачиваю разговор, спрашиваю – поняла, почему меня дома не было? Поняла вроде. Поняла, что «не делай так больше»? Вроде поняла. Ухожу на балкон курить.
Она виновато протискивается за мной и обнимает меня за плечи. Плечи дрожат. Мордашка уткнулась мне в шею, волосы щекочут ухо. «Ну мам, я правда больше так не буду!» Начинаю всё-таки реветь в голос, вспоминая пережитый животный страх самки, что с твоим детёнышом что-то случилось. Вытирает мне слёзы ладошками, и уже у самой начинают кривиться губы, а пуговицы неподдельно виноватые и какие-то испуганные, что ли. Я очнулась – ну всё, малышка, валяй чистить зубки и спатки. Я уже больше не буду плакать. Я просто крайне пугливая мама, у каждого свои секреты. И вообще, кыш отсюда, тут накурено!
…Теперь, уходя из дома, я оставляю записки. Очень большие записки – на зеркале, на полу, на любом видном месте – «НИКУДА НЕ УХОДИ, Я ПОШЛА ЗА ТОБОЙ! МАМА.»
Я уже говорила, что я неврастеник?
…А я до сих пор хожу за ней, если её долго нет. Ибо Куропатка может сорок минут ходить в магазин за майонезом, благополучно забыть про него, купить при этом молока и играть на площадке, начисто забыв про обед и меня. Или зайти в аптеку и попросить средство от аллергии на рыбу. Или разбить десяток яиц, подвернув при этом ногу так, что… Но это уже совсем другая история.
