Иджун вспомнил и взволнованное тучное тело монарха и как он нервно почесывал свою седую бороду. И глаза которые вдруг на пожилом лице загорелись как у подростка.
– Обо мне тогда можешь не беспокоиться. Ибо независимость государства важнее, чем жизнь одного человека, пусть даже это будет королевская особа.
Затушив в горшке с глиной уже полностью сотлевший окурок, Иджун отбросив все тревожные мысли о делах насущных и о завтрашней дальней поездке. Зашел внутрь дома.
Он подошел к сгорбленной матери обняв, поцеловал в лоб, пожелал ей и детям спокойной ночи. Пошел в комнату собирать вещи в дальнюю дорогу.
Утром служанка приготовила завтрак. Все сидели на полу и ели за низким корейским столом.
Настроение у всех было хорошее, дети как всегда о чем-то спорили между собой.
Лишь жена Иджуна выглядела расстроенной ее белое блестящее от крема лицо выдавало грусть, а большие миндалевидные глаза тоскливо поглядывали на спешно едящего супруга.
– Надолго вы едете дорогой муж? Наливая белого макколи3 в пиалу и подавая двумя ее руками, спросила она.
Немного отпив бодрящего напитка Иджун ответил.
– На три месяца, как минимум.
– Значит все лето проведем без вас.
– Да, но я буду писать вам письма, время быстро пройдет.
У супруги порозовели щеки.
– Обязательно пишите, я буду ждать их.
Доедая остатки риса, улыбаясь и глядя на свою большую семью Иджун закончил трапезу.
– Спасибо, хорошо поел.
Она посмотрела на него, своими большими черными глазами, по краям которых образовались горестные складки.
– На здоровье, и как там будете без риса?
Иджун пожал плечами.
– Нормально, найдем рис.
За калитку дома его вышли провожать все: Мать, жена, дети и служанка.
– Старая матушка обняла его и сказала:
– Береги себя сынок и помни, твоя мать всегда будет рядом с тобой.
– Не переживайте мама, все будет хорошо.
Он обнял детей и жену со словами – Я скоро вернусь. Взяв большой чемодан в руку, пошел в сторону южных ворот.
Жена вытирая намокшие глаза сказала так тихо, что ее даже никто не услышал.
– Мы будем скоро вас ждать.
Пройдя метров десять Иджун обернулся и помахал провожающим рукой.
Мать зашла в свою комнату, достала из полки маленькую черно-белую фотографию, на которой была запечатлена вся семья и стала молиться, прижимая ее к груди своими изъеденными морщинами руками.
Ближе к девяти часам вечера император Коджон мелкими глотками пил зеленый чай, в окруженной виноградными ветками беседке. И все время смотрел своим преклонным и мудрым взглядом в сторону восточных дверей. По периметру беседки еле заметно дымились чаши на длинных ножках в виде журавлей, в них постепенно тлела специальная трава и ветки деревьев, отпугивающие многочисленную мошкару и жужжащих комаров.
В центре стоял стол из голубого мрамора в торце которого на огромном стуле словно на своем официальном троне сидел еще де-юре король.
Он ждал встречи с ценным гонцом.
Вдруг из темноты послышались шаги нарушающие тишину внутреннего императорского двора, из дверей показались два силуэта.
– Ваше Величество! К вам пришел посланник от Сансоля. Не громко сказал уже знакомый нам придворный, указывая своему спутнику подойти поближе.
– Да, вы можете идти и скажите кухарям чтобы приготовили больше мясного, нам надо хорошо накормить нашего гостя, – сказал Коджон. В его голосе чувствовалась некая взволнованность и возбужденность.
– Аннён Хащимникка мой повелитель
