– Ах, ты убл…людк! – вырыгнул Фаза и распрямился, демонстрируя свою тупую рожу, унавоженную обильной слюной, истекавшей из его вонючей пасти от усердия в желании удерживать положение “стоя”.
Он вновь толкнул Тоя на забор левой рукой и – со всей пьяной дури, размашисто – решил кончить дело одним ударом. Но Той очень своевременно, резко откинувшись назад и вниз, отпружинился от штакетника именно в тот момент, когда не нашедший цели и упора кулак Фазы, промелькнув перед глазами Тоя, по инерции завалил тело алкаша вбок и Тою осталось лишь лёгким толчком добавить ему ускорение для неизбежного падения.
Пёс, осаждавший Тоя справа, так и норовивший хватануть его своими жёлтыми клыками за колено, не предвидя столь неожиданного “провала” своего хозяина, принял всю мощь падавшего тела на себя. Всё случилось так, что колено и локоть Фазы со всего маху вдарили по собаке в весьма уязвимые для боли места. Тело псины крякнуло от негодования, налилось свирепостью и инстинктом отмщения. Лохматая зверюга не мешкая выскреблась из-под Фазы, рожа которого прочно закопалась в сугробе. Возмездие стало свершаться немедленно и неожиданно-беспощадно. Кобель рвал своего собутыльника очень старательно, осознанно выбирая те участки тела, которые были прикрыты наименее толстой одеждой. Фаза вопил, изрыгая звуки, смысл которых невозможно было понять. Он перекатывался со спины на живот, пытаясь подняться, но вошедший во вкус расправы пёс мастерски валил его, прижимал всей своей лохматостью к земле и рвал… и рвал.
Тюль, отойдя подальше от этой свалки, поглядывал на Тоя не понимая того, что тот предпримет в этой ситуации, но и, не решаясь что-либо посоветовать. Той же упаковал руки в карманы телогрейки, чуть сгорбился под поднятым воротником и оценивающе-заинтересованно наблюдал за процессом ссоры между собутыльниками, периодически сплёвывая слюну в этот клубок злости.
Снег под борцами утратил свою прелестную белизну и слегка порозовел. Фаза начал кровото́чить где-то между коленями и поясом. Псина же, хлебнув кровушки обидчика и уверовав в своё полное превосходство, остервенилась до такой степени, что принялась вырывать огромные куски ваты из плотной телаги Фазы, пытаясь добраться до самой сути его орущего тела.
И тогда Той, оценив такую стратегию собаки как явный перебор в выяснении отношений, решил развести стороны. Он подошёл вплотную к месту схватки и смаху пнул псину, усердно свежевавшую тушку хозяина. Удар пришёлся пыром – ближе к местоположению причинного органа. Пёс хлипко взлаял, торчком взгорбатил загривок, упёрся в выставленные вперёд лапы, забычил морду, напружинив её назад и уже готов был одним прыжком сшибить Тоя с ног, но его нападение было упреждено ударом палки прямо промеж глаз…
Исход всего происходящего был теперь уже очевиден Тюлю – молчаливому наблюдателю событий. Он-то и приметил, что Той, направившись разнимать драку собаки с хозяином, благоразумно вырвал из забора полномерную штакетину – штатное оружие против бродячих собак, коеи по весне, собираясь в стаи, бывали весьма агрессивны.
Заборная палка, сухо хрястнув, вышибла всю злость, бурлившую в собачьем сердце и авторитарно убедила псину в бесперспективности любых дальнейших попыток нападения. Образина жалобно-заискивающе завыла и, поджав хвост, метнулась в сторону базы “Главторгкожхозснабсбыт”. Но, судя по лаю, который вдруг там возник, приём, оказанный дворовыми аборигенами базы, оказался явно негостеприимным и нежелательный дополнительный едок был изгнан и преследуем аж до проулка Луначарского – не так давно имени товарища Маленкова, ранее, правда, имени товарища Троцкого. В безыдейные времена кровавого царского режима этого закоулка не было и вовсе; там был просто сосновый бор, прозывавшийся в народе «Светлый лес».
