Он не спешил соглашаться. Однако и недоумения по поводу того, что же здесь может нравиться, не выказывал. Поэтому она решилась добавить:
– Цвет камней нравится. Ну, их оттенки разные… И вообще, – она смешалась и неопределенно махнула рукой. – Там дальше ручей есть…
Саша быстро глянул на нее и повернул в указанном направлении. Она смотрела вслед с удивлением и благодарностью.
Усевшись у ручья, Таня провела по траве рукой и опустила пальцы в воду.
– И ты одна сюда ездишь?
– Да.
– И никто не знает?
Таня покачала головой.
– А куда ездишь ты?
– Мы с пацанами. В разные места. Где раньше играли в войнушку, – он улыбнулся. – Теперь просто катаемся…
– Курите?
Саша усмехнулся. И вдруг подумал, что сказали бы пацаны, узнай, где он сейчас, и ему стало не по себе.
Она потянулась и сорвала одуванчик, сунула в него нос, нос пожелтел. Саша засмеялся. Тане стало весело.
– Закрой глаза! – она шумно втянула в себя воздух. – Чем пахнет?
Пахло землей, едковатым запахом дымящихся камней от террикона и чем-то еще, он не знал.
– А теперь открой! Что видишь?
Он увидел повернувший к вечеру летний день, небо, землю и ее рядом:
– Вижу твой желтый нос.
Они рассмеялись.
– Ты никому не скажешь? – она вытерла нос о рукав футболки.
– Про нос? Не скажу, я не разговорчивый.
– Я заметила. Тебе уже, наверно, пора. Поехали обратно?
Они вернулись к «железке» -однопутке, уходящей по насыпи вдаль, и дошли до мостка чрез овраг.
– Дальше пойдем по-другому, – сказал Саша. – Не по шоссе. Я покажу.
– Да знаю я тут все. Но там дорога так круто в горку… Я не смогу по таким буграм, – Таня остановилась.
– Я помогу.
Перед подъемом из лога он положил руку на руль ее велосипеда.
Таня застеснялась:
– Тогда я покачу твой, он легче!
Секунду поколебавшись, Саша согласился. Отшагав половину подъема, мельком глянул на Таню. «Просто кузнечик какой-то», – подумал и сказал:
– И как ты только ездишь на этой тяжести…
– Я в космонавты готовлюсь. Ты что, не знал? – тут же отозвалась она.
Он засмеялся и вечером вспоминал и этот смех, и этот день. И потом еще вспоминал.
А короткое лето решительно шло в разгон. Солнце пригревало все ласковее, два раза прошел дождь, и первая редиска на грядках круглилась из-под земли крупными розовыми бусами. Танина мама Вера заезжала в поселок после работы. Она преподавала сольфеджио в музыкальном училище. У студентов были экзамены, а у мамы – очередные претензии к новой директрисе, которые обстоятельно выкладывались бабушке. Та слушала внимательно, жевала губами.
Мама жарила картошку, втроем они садились за общий поздний обед, потом Таня убегала на улицу, а мама с бабушкой долго пили чай с дешевыми конфетами, молчали, вздыхали и, если был сухой день, шли поливать.
Сегодня дождик уже пролил и снова распогодилось. Бабушка вышла обойти свои нехитрые угодья, с удовольствием останавливаясь то тут, то там – подполоть, подрыхлить, подвязать. Вера рассеянно смотрела в окно, прикидывая, сколько дней осталось до отпуска и что нужно будет сделать по хозяйству. Копаться в огороде она не любила, зато с азартом могла белить и красить, по-женски подновляя дом изнутри и снаружи. Как бывало приятно, выполнив свой летний план, взглянуть глазами соседей на побеленные стены и свежий цвет ставней. Совсем другой вид. И Вера чувствовала себя хорошей дочерью…
Она задумалась. Снова перебрала в уме то, что нужно сделать. «Как же осточертело все! Ничего меня не радует», – подумала с мрачным удовлетворением и вздохнула.
