Я сижу прямо напротив, запах наг чампа[18] щекочет мне нос, но Мадрине я про это не говорю.
– Ну ладно, – начинаю я. – Дальше вот как все будет. Дженайя начнет встречаться с этим парнем. Они все лето проведут вместе, а для меня у Дженайи не будет ни минутки и…
Мадрина поднимает руку, прерывая мое перечисление всевозможных жалоб.
– Ты раз за разом произносишь имя Дженайи. Почему ты волнуешься за старшую сестру? Это ее жизнь.
Я выдыхаю, усаживаюсь на стул поглубже. Мадрина меня обезоружила.
– Я не хочу, чтобы Дженайя менялась, – говорю я совсем тихо.
Мадрина закрывает глаза и начинает негромко напевать. Простирает над столом свои широкие прохладные ладони. Я беру их в свои. Она их поглаживает. Задерживает на долгую минуту. Потом открывает глаза, ухмыляется. Лицо у нее гладкое для ее возраста, но морщины на шее как рябь на морской воде, а бурые крапинки над воротником белого платья как россыпь тусклых маленьких солнц.
– Нет, mija. Это тебе придется поменяться.
– Мне? – Я напрягаюсь. – Но Дженайя…
Она стискивает мне руки, я расслабляюсь. Закрываю глаза. Она делает глубокий вдох и начинает:
– Послушай меня, Зури Луз. Дай сестре жить, как хочется. Не бойся перемен.
– Ну ладно, – отвечаю я. Вот только сердце не готово отпустить старшую сестру на свободу.
Вечером звонят в наш звонок. Вернее, не в наш, а в тот, что внизу, – наш сто лет как сломался. Но нижний достаточно громкий, нам слышно. К нам обычно приходят позвать папулю или маму на партию в домино или вернуть нашу посуду.
– Зури! – громким приятным голосом кричит снизу мама. По словам Дженайи, кричит уже в третий раз, а я вся ушла в книгу и не слышу.
Мама кричит снова:
– Зури! Спускайся! К тебе пришли.
У меня сердце уходит в пятки, я слышу, как все мои сестры кидаются кто к окну, кто к дверям в квартиру. Слышу, как близняшки и Марисоль шикают друг на друга. Ко мне никто не ходит: Шарлиз всегда пишет эсэмэску или звонит, прежде чем прийти. И потом, она бы просто поднялась наверх. Мама никогда не зовет меня вниз, если ко мне «пришли». Так что, кто там у двери, я понимаю уже после первого лестничного пролета.
Мама улыбается слишком старательно. Прежде чем уйти обратно наверх, она мне подмигивает. Я даже не смотрю на Дария, стоящего в дверном проеме. Я смотрю на его кроссовки и голые лодыжки.
Глаз я так и не подняла, а он уже мне что-то протягивает. Мой ноутбук.
– А, блин, – говорю я и забираю свою вещь. Я даже не сообразила, что оставила его у них.
– Не стоит благодарности, – отвечает он.
– Спасибо. – Я прижимаю ноутбук к груди.
Подбородок мой ползет вверх, мы встречаемся взглядом. Я осознаю, что мы стоим совсем близко. Улица снаружи затихает, как будто все соседи затаили дыхание.
А он стоит, и я не понимаю: ждет он от меня еще каких-то слов или предполагает, что я приглашу его войти. Я вглядываюсь в его глаза в поисках разгадки, но он их отводит, а я не знаю, как быть дальше, так что просто делаю шаг назад и хлопаю дверью ему в лицо.
