– Перерос ты, Савва, нашу стезю. Скучно тебе после войны будет подковы ковать.
Что я мог ему на это ответить? Рубаху рвать и пуп царапать, что вернусь сюда обязательно его подмастерьем? Не факт. Вернусь, конечно, за сыном, когда ему исполнится семь лет. Отдам в кадетский корпус на казенный кошт. Сын гвардейского офицера и орденоносца как-никак. В любом случае неграмотным я своего ребенка не оставлю.
Когда Элика объявилась на вокзале в сопровождении няньки и носильщиков, Оле только руками развел. Я тут, мол, не при делах.
– Разбирайтесь-ка сами между собой, – сказал он и отошел в сторонку, чтобы нашему разговору не мешать.
– Я с тобой, – твердо заявила Элика, даже не поздоровавшись, лишь поправив на плече ремень ружья.
– Там война, милая, – ответил я ей. – Там и убить могут.
– Если ты мне муж, то мое место подле тебя, а не на этой горе. Я в невесты ушедших богов не записывалась и их обетов блюсти себя в телесной непорочности не давала.
– Там говорят совсем на другом языке.
– Выучу. Ты же выучил.
– И читать-писать научишься? – поставил я условие под видом вопроса. – У офицера не может быть неграмотной жены.
– Дело́в-то… – фыркнула Элика.
– А девчонку эту зачем с собой тащишь?
– Жена офицера должна иметь прислугу, – убежденно высказалась девушка. – У тебя же есть денщик.
– Резонно, – усмехнулся я. – Только там… вот в этом, – я подергал ее за рукав кофты домашней вязки, – не ходят. Особенно жены офицеров.
– Не страшно, – парировала Элика. – Буду ходить в том, в чем ходят они. Надеюсь, они одеваются не слишком смешно.
– Что скажут родители девочки?
– Ничего не скажут. Она сирота.
Сирота – это аргумент. Сам тут сирота при живых родителях. И Элика сирота.
– Тогда бери няньку, сына и вот в этом салон-вагоне заселяйте второе от входа купе. Вещи денщик занесет.
Не гнать же ее обратно. С таким строптивым характером, как у этой девицы, можно вообще больше не увидеть ни ее, ни сына.
Когда маркграф говорил мне о том, что передаст со мной посылку для ольмюцкого короля, я и подумать не мог, что она занимает собой целый литерный эшелон с двумя большими паровозами на колесах по два метра в диаметре. В эшелоне в основном цистерны с керосином – Реция все же нефтеносная провинция. Пара опломбированных теплушек с каким-то грузом. Вагон охраны. Классный плацкартный вагон для сопровождающих лиц. И личный салон-вагон маркграфа для меня – единственный в составе на четырех осях.
В сопровождающие меня лица попали два полных расчета горных трехдюймовок с опытными наводчиками и шесть пулеметных расчетов – экипаж одной бронеплощадки будущего бронепоезда, пусть и названного в честь огемской княгини, по мнению маркграфа, должен быть чисто рецким. Утрясти бюрократические проблемы он взял на себя.
Охрана фельдпочты.
Вагонные проводники.
И стюард салон-вагона.
Так что салон-вагон можно рассматривать мне исключительно как комплимент от маркграфа. Понял он, что поднимется в деньгах на моих изобретениях.
Утром последнего дня, не дожидаясь оформления патентов, только по скорой местной экспертизе, меня по предложению маркграфа торжественно приняли в члены-корреспонденты Рецкого политехнического общества, которое тут заменяло Академию наук. И обязали корреспондировать руководству этого самого общества обо всех технических новинках, которые я увижу в дальних краях.
Затем в конторе нотариуса в обмен на лицензии производства моих оптических игрушек оформил мне канцелярский сморчок сертификат на два процента уставного капитала в мануфактуре на паях «Рецкое стекло», которая в основном производила бутылки для винодельческих хозяйств – золотое дно, если посчитать, что я буду получать два процента прибыли со всего производства.
