Председателем правления мануфактуры был сам маркграф – кто бы сомневался? Я так нет. Он же владел и контрольным паем в пятьдесят четыре процента, от которого и откусил мою долю. Не такую уж и маленькую, если приглядеться. В реестре пайщиков только один (не считая самого маркграфа, разумеется) имел семь процентов. Остальные же довольствовались одним, двумя или тремя паями. В основном это были владельцы крупных винодельческих хозяйств – славы Реции.
Один пай равнялся одному проценту и составлял пятьсот золотых кройцеров. Объявленный капитал с моей доли, таким образом, составлял тысячу, с которых я, пока нахожусь на военной службе, не плачу никаких налогов. А гражданские лица за объявленный капитал отстегивали в казну по полтора процента в год. Один процент империи. Полпроцента Реции. Сделали это так, чтобы не было в государстве соблазна грюндерства пустышек, через которые легко проводить разные мошенничества.
Это еще по-божески, учитывая, что я отдал «Рецкому стеклу» только все заявки, относящиеся к оптике. За остальные патентные заявки я вчера честно заплатил поверенному, взяв с него письменное обязательство не отдавать мои лицензии в одни руки. Минимум в четыре-пять компаний, чтобы была конкуренция за качество среди них. И обязательно хоть одна такая фирма должна располагаться в Реции.
Сговорились на десяти процентах его куртажа. Ох, и дам я все же в глаз тому поверенному в Будвице…
А вообще, чувствую, что становлюсь просто акулой капитализма. Совладелец я уже двух промышленных предприятий.
Заводчик.
Фабрикант.
А ведь только год прошел с того момента, когда я с гор на равнины спустился.
Увидев, что я украдкой смотрю на часы, скучающий маркграф заметил:
– Не суетись, Савва. Успеешь ты на поезд.
– Да я, ваша светлость, и билет еще не приобрел, – пояснил я свою проблему.
– На литерном составе поедешь… по войсковому литеру, – скаламбурил маркграф. – Отправление поезда… как скажем сами машинисту, – хохотнул он собственной шутке. – Так что опоздать на этот поезд ты в принципе не сможешь.
– Да я хотел еще доплатить за первый класс… ехать долго, – промямлил я.
– Будет тебе первый класс, Савва. И без доплаты, – заверил меня правитель земли рецкой.
И обманул.
Не первый класс оказался, а люкс.
Таких салон-вагонов всего два десятка на всю империю бегало. Роскошь неимоверная. Мой денщик и от первого класса тут балдеет до головокружения, а в салон-вагоне так вообще в ступор впал.
– Живут же люди… – только и смог он выдохнуть.
За нами в салон вошел личный адъютант маркграфа, моложавый блондин в майорском чине.
– У вас все в порядке, господа?
– Пока да… Благодарю, – ответил я. – Осваиваемся.
– Как только соберетесь отправляться, не сочтите за труд – маякните мне на перрон. Я дам команду машинисту трогаться.
Поезд стучал колесами на стыках. Паровоз время от времени повизгивал свистком. За окном проплывали знакомые пейзажи, только в обратную сторону. И с большей скоростью. На маленьких станциях нас вообще не останавливали – пролетали их со свистом. В прямом смысле этого слова. Причем свистели оба паровоза.
Обычного паровозного дыма видно не было.
– На рецком горючем камне идут, – объяснил стюард.
В вагоне нас было шестеро.
Я с денщиком в салоне.
Девочки с сыном в купе.
Стюард, он же проводник салон-вагона, который с полотенцем через локоть наливал нам в резные лиловые хрустальные стаканы выдержанное красное вино.
