Читать онлайн Мирт и Клевер - Гори, ведьма!



Пролог

Начиналась моя пятнадцатая весна. Мир был юн, как я, и звенел от силы, как я. Зацветала степь, тяжелели медом цветы, ветер с юга нес сухую грозу и пыль.
Вместе с грозою пришел и его караван: сорок едва распустившихся дев и мальчишек, не старше меня.
Он был хмур, соколиные были его глаза, и висел на поясе кованный бронзой нож. Мне казалось, он видел нас всех насквозь. Он пришел за одной из моих сестер.
Резок был его гортанный птичий язык – горькое варево трав и точеный звериный клык, маслянистый отблеск луны на подпруге лихого коня, искры огня, пожирающего города, в нем свистели ветра, и звенела заморская сталь…
Но громче всего в языке его звучала печаль.
Он на сердце любом мог сыграть, как на флейте, знал все травы, звал по имени любой ветер, пересыпал в ладонях чужую боль, как песок, и ходил хозяином в чужой сон. Тайные тропы стелились под ноги ему, легко и свободно.
И я поняла, ради этой силы я сделаю, что угодно.
Свет луны, как мед, стекал по моим плечам и тропинкой вел под его шатер. Говорили, что я остра на язык, да только его – как кинжал остер. Я пришла к нему, как иные идут на костер.
Глядя прямо в глаза, я просила о даре. Не было никого красивей меня в его караване. Моя кожа была нежней, чем весенний ковыль и белее снегов, в черных косах моих только чистое серебро. Я была тоньше и ладней реки в окаеме крутых берегов, и сметливее всех и быстра, как стрела…
Но ему была нужна только моя сестра.
Я упала на землю, целовала пыльный подол плаща, и молила так, как молят только богов. Столько слез пролила, сколько ночью не видно звезд. Он небрежно рукою махнул и едва посмотрел на меня, как смотрят на грязь у ног.
Затемно тронулся его караван: сорок мальчишек, едва распустившихся дев, я и моя сестра.
И двух дней не прошло, как нас попытались убить – там, где их кости теперь поет на ветру ковыль. Ночью я сторожила сестру на пороге яви и сна, он заметил и начал меня по имени узнавать. Он тогда впервые вгляделся в мое лицо, птичьим глазом достав до самого дна, и сказал:
«Как прольешь столько крови, сколько пролито мной,
с первым ветром весны и грозой ты вернешься назад».
Я ходила сквозь топи за ним след в след, и внимала каждому слову небрежному столько лет. Я пряла для него покрывала из ветра и пепла степных костров. Я всегда была самой отчаянной из учеников; постигала любую науку уверенней остальных и смелей.
И в награду за это он взял свой кованый нож
и нанес мне на кости слова на хищном своем языке.
Мы прошли полмира за ним насквозь и от края до края; много лет спит моя сестра под высоким курганом. Время течет рекою, мелет года, жизнь перетирается в пыль на его жерновах. Я давно не считаю ни смерти чужие, ни раны – я закрыла глаза половине его каравана.
Помню вкус крови лучше, чем вкус вина. Год от года редел его караван, пока я не осталась одна.
Сколько жизней назад была та моя весна?
Он в ладони смешал золу, темень ночи и первый рассветный луч, и своею рукой вывел мне знак на лбу – что отныне никто не сможет меня убить, протянул мне свой нож, улыбнулся и рухнул коленями в пыль. Были его глаза как золото и как мёд, как пронзительный птичий последний крик.
Он вгляделся в мое лицо, как прежде, до самого дна и сказал: «Забирай, эта сила теперь твоя».
И я ее забрала.
Кровь чужая слезами текла по щекам, исчезая в траве. Отражаясь внутри, соколиный крик затихал, исходя на нет. Южный ветер трепал первоцветы в моих волосах. Вдалеке почернел горизонт, собиралась гроза.

Глава 1.1.

Воздух сегодня пахнет кровью, густо и солоно. В промерзшем зимнем небе не видать луны, оставленные без присмотра звезды мерцают голодно и остро. Знают, чуют смерть и дрожат в нетерпении. Или это его самого потряхивает. У Ильдара приказ: «не брать никого живьем». Как будто ему нужно было приказывать.


За спиной тихо переговаривается отряд, и снег под их осторожными шагами хрустит едва слышно, и ветер ревет в кронах тополей нестерпимо, с протяжным визгом выворачивает голые ветви, заглушая другие звуки.


Весь его отряд – это пять человек, все кто осмелился пойти против воли своей верховной ведьмы. Он сам, Уж, самый старый друг, почти брат, Соечка – его младшая сестра, и трое его племянников. Смотрят вокруг настороженно, магия внутри них – взведенная пружина, только тронь и вырвется наружу. У всех глаза горят страшным диким огнем и такой же жаждой, как у него самого.


Кто-то тронул его за локоть, заставляя оторвать взгляд от стен в старой штукатурке. Уж медленно убрал руку, нервно перекатился с пятки на носок и выдохнул вверх струю пара.


– Долго еще? – спросил он, кивая на дом.


Ветер взревел вдруг особенно пронзительно, так что зубы свело, Ильдар поморщился, тряхнул головой, выгоняя из ушей его вой, и ответил:


– Ждем сигнала. По плану.


– Да, я знаю, просто не верится, что мы так просто идем на Бажовых. Ты же знаешь, какие они.


Ильдар пожал плечами и отвернулся, возвращая взгляд, острый и желтый, как у хищной птицы, обратно к дому. Ветер чуть утих, и до него стали доноситься обрывки разговоров – быстрый шепот, тревожные интонации. Конечно, они боятся, хоть и пошли за ним. Нелегко уйти от ведьмы, которая, по слухам, правит своим шабашем дольше, чем стоит этот город.


Он и вправду знал, какие Бажовы, все знали. Их было всего трое, но они везде умудрялись совать свои бледные носы, и даже переживая не лучшие времена, вели себя слишком нахально и смело для шабаша из трех человек. В масштабах города этого было мало, но они все равно оставались величиной, которая долгое время была Ильдару не по зубам. Можно сказать, он завидовал. Дело в том, что как сын верховной ведьмы, Ильдар имел право претендовать на ее титул. Он был готов, давно готов, но старуха все тянула и упрямилась, не торопилась делать его своим преемником. Не то ждала чего-то, не то просто Ильдару не доверяла. Подвинуть старуху не смог бы и ядерный взрыв, она корнями вросла в свой шабаш и в этот город так глубоко, что найдись самоубийца, который не побоялся бы попытаться ее сместить, город развалился бы на куски и похоронил бы под обломками не только этого смельчака, но и всех без разбору. Ильдар точно не стал бы заниматься такими глупостями, он же не идиот. В глубоком болоте их города полно всяких тварей, побольше и покрупнее его, занятых большими делами. И пока они вгрызаются друг другу в хребты, пенится вода, и чешуя летит во все стороны, такие как Ильдар всегда успеют урвать свой кусок. В характере ведьм много неприятных сторон, они все в разной степени, но без исключения, жадные до силы и до власти, наглые и эгоистичные. И чем больше у них силы, тем ярче это в них проявляется. Все, что нужно Ильдару, это немного терпения, пока они снова не начнут мутить вокруг друг друга воду и скалить пасти. И хоть терпение, в и без того короткий список ведьминских добродетелей никогда не входило, Ильдар дождался – крупная рыба сама к нему приплыла.


Смольный шабаш готовил к посвящению свою новую верховную, капризную и самовлюбленную сверх всякой меры, как и полагается самой главной ведьме. За новой верховной стоял ее опекун, и зубы этой твари были острее всех, с кем Ильдар имел дело раньше. Ян умудрялся, будучи не самым сильным колдуном, держать самый многочисленный шабаш, а это говорило о многом. В основном об уме, хитрости и тотальном отсутствии принципов. Даже жаль, что сила ведьмы мерится не этим. Сила ведьмы зависит только от одного: того, сколько магии она может внутри себя собрать. Будет ли это кофейная чашка или, скажем, детский бассейн. Чем больше в ведьме помещается магии, тем больше и быстрее она сможет ее раздать другим ведьмам. И сила Яна, по мнению Ильдара, была где-то между чайником и напольной вазой. Он злорадно представил, как же тот, наверное, бесится, что вынужден уступить свое место избалованной малолетней стерве. А что она именно такая, Ильдар не сомневался, вряд ли Ян мог воспитать кого другого.


Зато свой потенциал вместимости Ильдар оценивал довольно высоко, было бы откуда эту магию взять. В том или ином виде она разлита практически повсеместно, но этого чертовски мало. Собирать ее так, это все равно, что пытаться добыть воду из воздуха где-то в пустыне.


Никто не знает почему, но в некоторых местах ткань реальности натягивается так тонко, что рвется, и оттуда, с другой стороны, с изнанки, в наш мир выливается магия. Когда ведьмы находят такой разрыв, они делают его своим источником, выбирают самую сильную ведьму, способную черпать оттуда магию больше других, и объявляют себя шабашем. Так, или в любом ином порядке. Звучит довольно просто, если бы речь шла не о ведьмах. О, нет-нет, с ведьмами не бывает ничего простого. Когда они собираются в одном месте, их собрания больше похожи на одно из тех безумных шоу, где сначала все делают вид, что пытаются обсуждать проблему, потом кто-то срывается на оскорбление, все начинают говорить одновременно, и все это неизбежно заканчивается скандалом. Или соревнованием на выбывание, где проигравший выбывает навсегда и сразу отовсюду. В попытке доказать друг дружке, кто сильнее, они накачиваются магией до предела, больше и больше, пока та не пережжет им синапсы и не сварит мозги. Короче говоря, пока не останутся лишь те, кто пусть не так силен, но способен хотя бы к минимальному благоразумию. Говорят, Ян так и стал верховным: просто подождал, пока более сильные претенденты не перебили себя сами, а потом объявил себя верховным колдуном. И никто с ним не спорил, так как все оставшиеся в живых были кругом ему должны.


Иными словами, для шабаша нужно всего три вещи: источник магии – разрыв в изнанке, ведьма, способная им пользоваться и те, кто за ней пойдет. Проблема была в том, что каким бы сильным Ильдар себя не считал, источника у него не было.


Реальность не рвется по заказу, никто не знает, где магия выплеснется наружу и что принесет с изнанки. За новыми разрывами тщательно следят, и скрыть их появление невозможно. Каждый раз, когда случается разрыв, город перетряхивает до основания, до самых костей. В таких условиях Ильдар мог получить источник для своего нового шабаша, только отняв его у кого-то другого, что равнялось бы самоубийству.


Так бы и мечтать Ильдару о своем шабаше, если бы не Ян.


«Будем друг другу полезны», сказал он.


«Будем», ответил Ильдар.


Быть полезным, по мнению Яна, означало, накачать Ильдара и его отряд магией до краев и отправить убить всех Бажовых. Ильдар тогда получит их источник, а Ян… Ян сменит в городе один упрямый и несговорчивый шабаш, на другой, лояльный и благодарный. По крайней мере, поначалу и в разумных пределах, усмехнулся про себя Ильдар. Он бы никогда не сунулся к Бажовым – они всегда были сильными, упертыми и непредсказуемыми в самых плохих смыслах, но сейчас его прикрывал Ян, а потому дело уже не выглядело таким безнадежным.


И теперь он здесь, таится, наблюдает из-за угла и ждет. На территорию шабаша так просто не войти – магия, охраняющая дом, не пропустит. Кто-то изнутри должен был его впустить, и Ильдар сгорал от злого нетерпения, кто же откроет ему дверь. В ожидании он поднял ладонь к глазам, разглядывая – из-за избытка волшебства от кожи шел густой молочно-белый пар. Магия его родного шабаша была как раскаленный песок, колкая, сыпучая и тяжелая. Магия, которую им дал Ян, шипела и пузырилась, была горько-сладкой и чуть вязкой, но острой и хмельной, как и всякая другая магия. От нее кружилась голова, и даже морозный воздух не приносил облегчения. Она рвалась наружу, как стая псов, подстегивала инстинкты и дурила голову. Шептала внутри головы на сотню голосов, требуя только крови.