Гори, ведьма! - страница 7

– Привет-привет. Ну и дрянь же твой сынок, а? Сдал вас всех ни за что, – фыркнул веселый мужской голос где-то над ее головой.

Выстрел раздался будто бы прямо у нее внутри. Начался с сухого щелчка в голове и разросся в ее теле белой вспышкой, заполняя ее всю какой-то горькой и едкой взвесью, вытесняя все мысли и звуки. Словно в замедленной съемке, она увидела, как отца отбрасывает назад, прямо в кресло, а потом теплая кровь брызжет ей в лицо, заливая глаза и раскрытый в ужасе рот, окрашивает отцу рубашку на груди в жгучий, яркий цвет, и течет, течет, течет… стекает по креслу, собирается в маленькие ручейки, затекает в стыки между паркетными досками и впитывается в ковер.

– Ну, туда вам всем и дорога, – добавил неизвестный с едким злорадством и захлопнул дверь.

В голове гулко пульсировала какая-то ватная муть, через которую едва пробились только самые простые мысли, да и те сразу гасли.

«Холодно».

«Гусь, наверное, сгорел».

Яра потянулась и легонько коснулась отцовской руки, та чуть качнулась от ее движения и осталась такой же безвольной. Безжизненной.

«Потому, что он мертв…»

«… и ты тоже будешь».

Яра Бажова никогда в жизни не была одна. Что бы не случилось, даже в самых больших ссорах, брат все равно был с ней рядом, только руку протяни: с мягкостью свитера, тонким хлопком футболок или шершавой шерстью пиджаков, с размеренным звуком часового хода на правом запястье, с быстрым шепотом, в котором прячется смех, в сотнях секретов, в бликах на горлышке первой распитой на двоих бутылки и первом серьезном колдовстве, в мятых листах подорожника и криво наклеенных пластырях, с первого глотка магии, и с самого первого ее воспоминания, во всей ее жизни, везде-везде-везде. Никогда в жизни Яра Бажова не была одна, с ней всегда был ее брат. Но не теперь. Он ушел, впустив в дом чужаков с оружием. А она сидит, заторможено пялится на то, как от отцовской крови намокает ковер, и не может уложить в голове эту простую мысль.

Яра моргнула. Подняла с ковра бокал и принюхалась. Вокруг стоял густой запах крови, но в самом бокале терпко пахло специями, а на дне еще оставалось несколько капель. Она немного прокрутила бокал в ладони, и остатки коньяка послушно качнулись следом. Резко запрокинув голову, она допила одним разом все, что там было. Коньяк пряным золотистым огнем прокатился по языку, огладил гортань и упал в желудок. А затем Яра потянулась к изнанке, привычным, тысячи раз отмерянным движением, и в этот раз магия не упрямилась, потекла быстро и послушно, плеснула на что-то горькое и ядовитое, зашипела, как искра на розжиге, и все внутри у Яры вспыхнуло, занимаясь жгучим хмельным пламенем. Прежде она бы остановилась, едва начало жечь, но теперь зачем это? В доме, полном гостей, она осталась единственной хозяйкой. Нужно встретить их, раз пришли.

Неловко качнувшись, Яра вылезла из-под стола, кулаком растерла затекшую ногу. На отца, ломаной фигурой застывшего в кресле, она старалась не смотреть. Внутри было пусто и горячо, а магия пела какую-то новую песню. Такими песнями в самый раз манить хрупкие корабли на скалы, да только Яре не было до того дела. Проходя мимо камина, она даже не заметила, как языки огня, вскользь огладив решетку, на мгновении потянулись ей вслед.

За дверью ее встретили нацеленным в лицо пистолетным дулом. Девушка, кто-то из младших шабаша старой Зибы, Яра не помнила имени, широко распахнула испуганные глаза и раскрыла рот, явно готовясь закричать. А лучше бы сразу стреляла.