Справа от окна располагался стол с компьютером, выдвижными ящиками и надстройкой из книжных полок. Слева томился стол попроще: без полок, без ящиков, снабжённый подставкой под клавиатуру, но компьютера лишённый. Дальше вдоль стен стояли кровати, и правая кровать была аккуратно заправлена, а под покрывалом левой читался рельеф скомканного одеяла. По углам за ними возвышались платяные шкафы. Между шкафами открывалась тонкая щитовая дверь в смежную спальню.
После обеда в детскую забежал Малой. Он покрутился возле своего простенького стола, разгрёб сваленные в кучу тетради и отыскал альбомный лист, на котором по заданию учителя нарисовал отца в защитном костюме и с поднятым на плечо пневматическим отбойным молотком. Бережно разгладил заломившийся уголок, кинулся обратно к двери, но задержался, чтобы выудить из шкафа шкатулку-головоломку. Опустившись на ковёр, без успеха подёргал деревянные стержни, с силой надавил на кнопку, после чего переключился на склеенный из спичек сваебойный копёр. Андрей почти закончил копёр и только подыскивал ветку, чтобы выстругать длинную сваю. Малой ещё минуту повозил по узорам ковра игрушечные самосвалы, затем его позвала мать, и он, прихватив альбомный лист с рисунком, убежал.
Детская комната опустела.
Голосá из кухни и коридора долетали глухие, смазанные. Переместившись в гостиную, они сделались более отчётливыми, и теперь в детской можно было разобрать, как дядя Саша воскликнул:
– Да там пластилиновая страна, понимаешь?! Какие ботинки?! На них по килограмму налипает! Не земля, а говнолин сплошной. По килограмму! На тебе столько земли, будто заранее похоронили, и ты, похороненный, мыкаешься куда послали. Понимаешь? Одежда, бельё – всё в земле. Всякой хиродобы хватает, а многие именно от грязи ломаются. Ходят одинаковые, как из толчка, потом валятся в полном невменозе. Из-под ног каждый шаг ползёт. Вот кукуха и едет. Ещё с жары у тебя хлюпает, и ты в этой грязи месяцами киснешь без продыха. Так что сапоги, и не выдумывай. Куда там? Ну куда?!
Мать Малого и Андрея что-то неразборчиво ответила. Андрей тоже что-то сказал. Малой, рассмеявшись, радостно крикнул: «Говнолин!» Потом мать с дядей Сашей перебрались в спальню. Они говорили тихо, но в детской их голоса раздавались ясно. Мать пожаловалась, что муж ещё не произнёс ни слова, а с его возвращения прошло два дня, и пора бы что-нибудь сказать. Добавила, что он вообще кажется подменышем. Муж и в прошлом году, когда приезжал в отпуск, ходил чужой, но тогда хотя бы говорил.
– А если правда подменыш?
Дядя Саша шикнул. Мать расплакалась и сбивчиво прошептала, что мужу старая одежда не годится по размеру.
– И ладно брюки, рубашки. Но ботинки?! Так бывает?
– Что?
– Чтобы они на размер большие?
– Значит, бывает.
– А если правда подменыш?
Дядя Саша опять шикнул.
– Подменыш не подменыш… Ему дали благодарность за добросовестное исполнение обязанностей, понятно? Благодарность с подписью начальника сектора кому попало не дают!
Мать заговорила о подруге, у которой в командировочном центре посеяли документы. Выяснилось, что муж подруги почему-то числится не как машинист четвёртого разряда, а как «прочий». Вроде бы радостно, что вернулся, но документов нет, и денег не хватает даже на лекарства, потому что «прочим» выплаты по возвращении не положены. Подруга уволилась из магазина, чтобы ухаживать за мужем, и они живут на пенсию тёщи.
