– Так вот и надо было вагонами воровать, тогда бы, глядишь, меня и не закрыли. Дали бы, кому надо, на лапу, и все – расход, а то за пять полторашек – два года. Это куда вообще? Я ж половину даже не успел допить, зато отмотать до звонка – как здрасти!
– А чего по УДО не вариант было выползти?
– Щелкнул там одному, а он жалиться, падла… Ты че, епт, где я и где хорошее поведение?
Пацаны дружно расхохотались.
Ворота отворила девица годов двадцати с небольшим. Не худая, но и не толстая, пропорционально фигуристая. Из нее бы вышла крепкая доярка при родословной похуже. На мордашку вроде ничего. Главное – зубы ровные. Зубы вообще всю картину делают. Бывает вот, девица хороша собой, а рот откроет – там конь ретивый аль заяц. Виктория широко и ехидно улыбалась. Какая-то фуфайка закрывала все ее одеяние, оставив для взора лишь синяки на ногах. Галоши дополняли сельскую красоту.
– Это, шоль, твоя Вика? – явно с вызовом отметил Санёчек.
– Ну да. Зачетная?
– Чего это вид у моего подарка не презентабельный. Я хочу посмотреть всех. Покажите мне всех баб!
– Ленточку на голое тело повязать, че ль?
– Было бы неплохо! Всем!
– Ее еще и прибалтывать замучаешься.
– Вот те нате! Встретил друга, называется, который за тебя срок мотал.
– Че, не потянешь? Так и скажи!
– Еще как потяну!
– Может, поспорим?
– А че нет-то?
– На что?
– На «парлик».
– На пачку? – возмутился Кузьма.
– Мы школота подзаборная, шоль? На блок!
– По рукам!
– Разбить некому!
– И так сойдет! – Кузьма второй своей клешней разбил скрепленное рукопожатие.
– Только потом не съезжать, чур, с темы, что не так разбили.
– Ты первый и начнешь, потому что задолжаешь мне.
– Ты че, опух?
– Да все-все, не пыли! Будем молочными братьями.
– Ды-ы-ы-ы.
«Жигули» заехали в ворота. Виктория, прикрывая голову от моросящего дождя, ускоренным шагом перемещалась по двору. На одном из шагов одна калоша застряла в грязи, а тело дамы продолжило движение, шагая босой ногой по слякоти. Пацаны от сего громко заржали.
– Золушка, ты че, епт, туфельку потеряла? – загорланил Санёчек.
Вика, демонстративно выдернув калошу из грязи, сняла вторую и отправилась, дефилируя, до бани.
– В натуре бо-о-о-ойкая какая! Мне нравится!
– А я тебе че говорил?
Кузьма вытащил из багажника две белых пятилитровых канистры.
– Это, – поднял он левую, – смородиновый коньяк, а это, – поднял и правую, – вишневый.
– Вот это по-нашему!
– Батя из Питера привез. Триста рублей за одну. Считай, даром.
– Он все дальнобоит?
– Ну да, а чего ему еще делать? Платят-то норм. У нас тут таких бабок не заработать.
– Это да.
– Ну? С чего начнем?
– С баньки! Надо грязь зоновскую из себя вывести. Я ж теперь вольный человек.
– Да я про коньяк.
– Плевать, лишь бы штырило.
Дед Виктории любил попариться, потому и отгрохал немаленькую баню из кругляка. Это не какое-то там недостроение, а высший пилотаж деревянного зодчества. Бассейна, конечно, не хватало, но у кого он нынче есть? У мэра? И то не факт. А комната отдыха какая. Длинный дубовый стол, массивные лавки, которые втроем не поднимешь. Можно хоть свадьбу сыграть. Человек двадцать влезет, если потесниться, а гостей-то всего пять: Санёчек, Кузьма, брат его младший Микулай и две студенточки из педа, жаждущие приключений на свою пятую точку. Ну и, конечно же, хозяйка Виктория. О такой компании еще вчера бывший арестант мог только мечтать.
Девицы дорезали яства. А Кузьма бахнул обе канистры об стол.
