Горизонты времени - страница 7

– Нынче тыща осемьсот семьдесят второй год от Рождества Христова. Пятнадцатое июня. Эк тебя, видать, барчук, головой приложило! – Сидор зацокал языком и зашатал огромной соломенной шевелюрой, которую едва прикрывала его мятая фуражка.

Я обомлел, в голове снова возникла каша из мыслей: «Значит, Витькина машина закинула меня в прошлое? И что мне тут делать? Ага, Батищево, конец девятнадцатого века, Александр Николаевич…».

Что-то мне вдруг показалось всё это очень знакомым.

– Сидор, а твой барин фамилию имеет не Энгельгардт? – меня терзали сомнения.

– Он самый! Дай бог ему здоровья. Добрейшей души человек. А ты ему не сродственник будешь?

Обалдеть!

Я еду к самому Александру Энгельгардту!

Эмоции захлестнули меня, но парень терпеливо ждал ответа, и я объяснил:

– Нет, знакомый. Очень хороший знакомый.

В сельхозакадемии у нас на курсе не было человека, кто не знал бы Энгельгардта. Его работы читали когда-то даже Маркс и Ленин, формируя на их основе своё видение крестьянского быта.

На кафедре животноводства преподаватель принудительно заставлял читать все работы Александра Николаевича по сельскому хозяйству, особенно – его «Письма из деревни». Потом на уроках мы разбирали классические ошибки в агрономии того времени и в разведении скота.

Да что тут его письма, это же – глыба!

Он, мало того, что сильный химик, ещё являлся родным отцом самого Николая Александровича! Будущего тестя Николая Гумилёва!

Несмотря на худи, мне вдруг стало очень холодно. В низу живота сильно защекотало. Страх и адреналин работали одновременно. Мысли вертелись в голове как в адовой мясорубке. Да и ветерок поднялся неслабый. Вроде едем кое-как, конь, кажется, еле плетётся, а вот уже пятую опушку объехали.

– А чего ты в Смоленске делал? – спросил я у Сидора.

– В губернии-то? Так кажу ж: барин послали селитры купить на огороды. Вот пять мешков сторговал за два рубля. А он наказал быстро вертаться взад, даже коня мне лучшего дал, саврасого! На гнедой кобыле или на мерине я бы, почитай, трое суток добирался. А тут два дня – и дома. Жучок у них какой-то непонятный на огороды напал. Все посевы изводит.

Ага, точно, помню-помню такое в ранних записях…

Напала как-то на поля Энгельгардта то ли льняная плодожорка, то ли совка-гамма. В то время деревенские люди понятия не имели о вредителях, а энтомолога позвать из столицы по деньгам позволить себе не могли. Вот он и мудрил, сам жука на своих полях изводил разными средствами.

Да…

Дела. Я автоматически достал вейп и затянулся.

Сидор, увидев клубы дыма, обернулся, дёрнулся, отвернулся обратно, начал креститься и что-то шептать.

Я слышал только:

– Чур меня, чур…

– Сидор, не переживай ты и не крестись, это – вейп!

– Как же так, без огня из этой люльки столько дыма?

– Да это обычная электронная сигарета! Никакого огня ей не надо, это не дым, а пар.

– Ляхтроная? Не иначе немецкое али шведское! Терпеть не могу все заморские штучки, – Сидор немного успокоился.

Полчаса ехали молча…

– Одёжа у вас чудная… – вдруг сказал он. – Наша питербурхская или неметчинская?

– Вообще-то – Англия.

– То-то и оно. Ненашенское, видно сразу, – Сидор явно успокоился.

«Ну, уж не твой ватник…», – подумал я и лёг на мешки.

Вскинув голову и взглянув на небо, парень вдруг засуетился, раскрыл свой холщовый мешок, выудил и развернул некое подобие чистой по его меркам материи, накинул её на ближний тюк, устроив импровизированный стол. Затем уверенными движениями извлёк откуда-то сало, охапку зелени, добротный на вид каравай, несколько пожухлых яблок и огромный, покрытый рыжими пятнами ржавчины, но всё ещё острый, как бритва, тесак. Не обращая внимания на шатающуюся телегу, он, как мог, нарезал всё это и разложил на тряпке.