Горький апельсин - страница 32

Я снова высунула из окна голову и плечи:

– Помираю с голоду.

Но она уже исчезла.

В ванной я почистила зубы и умылась, а когда вернулась в спальню, то увидела на подоконнике открытого окна лежащую на боку мышь. Бусинка ее глаза поблескивала, бурая шерстка, напоминающая твид, оставалась безупречно чистой, нигде ни единого следа крови, но мышь была дохлая. Две-три минуты назад, когда я говорила с Карой, выглядывая из этого окна, мыши тут не было, не могло быть, ведь я же опиралась на подоконник и смотрела вниз, верно? Может, Серафина каким-то образом пробралась сюда, пока я ходила за конвертом? Я посмотрела под кроватью и в ванной, но кошки там не оказалось, а все прочие двери на чердаке были закрыты. Я вернулась к мыши, и затылок пронзило ужасом, который не имел никакого отношения к этому печальному зрелищу, к этому мертвому тельцу. Ужас появился при мысли о том, что кто-то нарочно положил ее сюда – чтобы я ее тут нашла. Моя рука нашарила материнский медальон, висящий на цепочке у меня на шее. Потом я подобрала одну из туфель и спихнула ею мышь с подоконника, надеясь, что дальше с ней управится Серафина.

Я шла первой – мимо ниссеновских бараков, сквозь рододендроны и дальше, по ступеням, ведущим к озеру. Вода, поблескивавшая между стволами и кустами, так и манила к себе. А когда мы к ней приблизились, открылся изумительный вид на водный простор: лазурные края и отраженное в середине голубое небо. Я хотела, чтобы Питер с Карой постояли тут, восхищаясь этой красотой, но Питер спросил:

– Ну, где же этот мост?

И я повела их через деревья влево, пока мы не вышли к просвету, откуда виднелся мост, заросший зеленью: лишь две из его арок оказались свободны от растений.

– О, да он очень милый, – произнес Питер.

И я почувствовала себя так, словно меня уговорили показать свой рисунок, насчет качества которого я не совсем была уверена, и объявили, что получилось неплохо. Меня вдруг охватила гордость, и я подумала, что это и в самом деле очень славный мостик.

– Нам придется убрать кое-какой подлесок, чтобы нормально на него посмотреть, но думаю, что это действительно кое-что любопытное.

– Правда? – спросила я.

– Ведь первоначальный дом построили году в тысяча семьсот сороковом?

– В семьсот сорок пятом, – уточнила я.

– Нам понадобится провести кое-какие обмеры.

– Конечно. – Я старалась, чтобы мой голос звучал буднично.

– Что-то достойное? – спросила Кара, убирая болтающиеся концы тюрбана, который она так и не сняла.

– Ну, – произнес Питер, – Фрэнсис должна его увидеть.

– Мне кажется, он немного похож на палладианский мост в Стоурхеде, – пояснила я. – Но если бы он был палладианский или просто достаточно интересный, его бы упомянули в Певзнере или в других источниках?

– О-о, – сказал Питер. – Вы искали Линтонс в Певзнере, да?

– А вы разве не искали?

– Честно говоря, нет, – ответил Питер, смущенно посмеиваясь. – Наверное, следовало бы, но Певзнер всегда так негативно на все смотрит. Я предпочитаю элемент первооткрывательства, когда речь идет об архитектуре.

– Ну да, может быть, – промямлила я, неуверенная, считает ли он мост чем-то важным.

Но к тому времени мы уже добрались до сооружения и прошли гуськом по траве, где я совсем недавно прибила крапиву. В центре небольшая секция балюстрады, доходившей нам до пояса, оказалась свободна от растений, и мы расположились там, чтобы полюбоваться озером. От блеска солнца на воде глаза у меня резало – предвестие головной боли.