Мама, когда вернулась с работы, не понимала, чего я реву навзрыд и почему в квартире такой кавардак. Я рассказала ей все.
Она не кричала и не упрекала меня, просто обняла и стала успокаивать, приговаривая, что я ни в чем не виновата.
После этого я поняла, что не сумею простить отца.
Что же касалось Женьки, то он никогда к папе не тянулся и относился к нему как к чужому человеку. Оно и понятно – мальчик был очень мал, когда тот ушел и отца ему заменил дядя Миша, брат мамы.
Сама же мама, казалось бы, быстро смирилась с тем, что ее бывший муж редкостный подонок и семью ей придется тащить на своем горбу, но я частенько слышала, как она плакала по ночам в подушку, и от этого мое сердце рвалось на части.
– Что там со сковородкой? – выдернул меня из воспоминаний брат и я, вздрогнув, выронила губку. – Я картошку мельче нарезал, давай уже жарить.
Я обернулась к нему, а затем кивнула и включила воду, чтобы смыть остатки пены.
– Да, давай, я ее домыла.
Поставив на включенную плиту чистую сковороду и налив на дно немного подсолнечного масла, мы с Женей повторно ссыпали туда картошку, и та, чуть потрескивая, стала жариться. По кухне постепенно стал разлетаться приятный запах, и у меня заурчало в животе от голода, который я мечтала скорее подавить. Вот откроем еще баночку соленых огурчиков, и будет нам всем очень-очень вкусно!
Неожиданно в дверь раздался стук, и мы с братом оба повернули головы в сторону прихожей.
– Ты кого-то ждешь? – напряженно спросила брата.
– Нет, а ты?
Я отрицательно покачала головой и протянула парнишке деревянную лопатку.
– Не забывай мешать, – сказала и на цыпочках пошла в прихожую.
Вот кого там принесло в такой час? Отца или компанию Лисицына? Мама сегодня работала в ночную смену и не могла вернуться так рано, к тому же, у него был свой ключ.
Приблизившись к двери и взглянув осторожно в глазок, я почти сразу отшатнулась назад от неожиданности и прижала ладонь ко рту, потому что снаружи стоял Мирон Дорофеев.
Нервно обхватив себя руками за плечи, я стояла и смотрела на разделяющую меня с ним дверь, когда в прихожую из кухни заглянул Женька.
– Ну что там? – тихо спросил он. – Кто пришел?
– Иди, мешай картошку! – нервно махнула я на него рукой. – И не высовывайся!
– Я уже помешал, – буркнул парнишка и ушел.
Я же сделала глубокий вдох, понимая, что следовало все-таки открыть мужчине дверь. Вдруг он по какому-то важному вопросу? Что если они с теми мужчинами решили нас с Таней все же исключить, а Дорофеев пришел сказать мне об этом?.. Да ну, бред какой-то! Деканат в таком случае пристал бы письмо!
Решительно открыв дверь, я высунулась за порог и замерла, смотря на Мирона Борисовича.
– Добрый вечер, Маша, – он скользнул по мне быстрым взглядом. – Виктория Александровна, твоя мама, дома?
– Добрый, – промямлила, смотря на мужчину снизу вверх, прислонившись плечом к дверному проему. – Н-нет, она на работе. Вы что-то хотели?
Почему мой голос дрожит? Я же не боюсь его! Тогда в чем дело? Почему когда я вижу его, то сердце ускоряет свой бег? Что в нем было такого, от чего ноги становились ватными?
–Да, – брюнет залез во внутренний карман своего светлого пальто рукой и достал оттуда какой-то толстый бумажный пакет. – Хотел. – Дорофеев протянул его мне. – Передай это ей и скажи, что Лисицыны дико извиняются за причиненные неудобства.
Я приняла из руки мужчины пакет, чувствуя, что моя собственная предательски дрожит.
